Сто лет криминалистики
Шрифт:
Утром 29 января у ворот здания суда собралась толпа матерей и отцов, для которых обвиняемая под именем «убийца из Гут-д'Ор» стала исчадием ада, пожирающим детей. Их инстинкт взывал к мести убийце, сидящей с тупым выражением лица на скамье подсудимых. Но можно было быть уверенным, что инстинкт людей там, на улице, и здесь, в зале суда, так же быстро восстанет против прокурора и суда, если защите удастся с помощью Бруарделя и Туано из проклятой убийцы сделать невинно преследуемую, потерявшую родных детей мать. Можно было не сомневаться, что защита только эту цель и ставила перед собой. Пройдя мимо толпы у ворот суда, в зал вошел мэтр Генри Роберт, ставший видной фигурой со времени дела Гуфе и Габриеллы Бомпар. Роберт взял на себя защиту Жанны Вебер. Он был человеком, который не мог упустить случая стать участником
Уже через день сбылись худшие предположения Зеелигмана.
Роберт запутал свидетелей обвинения, в том числе и врачей, запутал в противоречиях и высмеял якобы имевшиеся следы удушения. На этом фоне выступил Туано со своими тезисами, самоуверенный, снисходительный, ни в чем не сомневающийся.
Уже вечером 30 января Зеелигман был вынужден предложить оправдать Жанну Вебер. Впервые проявились какие-то чувства на лице подсудимой. Она поцеловала руку Роберта и крикнула своему мужу, чтобы он подошел. «Скажи, что ты признаешь мою невиновность!» — потребовала она. В массах произошла перемена, которую предвидел Зеелигман. Мужчины и женщины аплодировали и пытались вынести Жанну Вебер на руках.
Уже в январском номере журнала «Анналы общественной гигиены и судебной медицины», издаваемого под редакцией Бруарделя, появилась статья Бруарделя и Туано «Дело Жанны Вебер». Она содержала все протоколы расследования и экспертиз, а также вступление авторов, которое кончалось словами: «Открытое слушание дела в суде все выяснило. Противоречия и заблуждения свидетелей произвели такое глубокое впечатление на судей и присяжных заседателей, что нашим заключениям было легко отмести оставшиеся пункты обвинения…»
Ни Бруардель, ни Туано не ведали в тот момент, что дело Жанны Вебер лишь начинается, и что им и парижской судебной медицине предстоят испытания, избежать которых Бруарделю помогла лишь смерть. Он умер 23 июля 1906 года.
13. Жанна Вебер в Шамбри. 1907 год
Вечером 16 апреля 1907 года в общине Виледью департамента Индре девочка, охваченная паникой, звонила в дверь врача Папазоглу. На вопрос врача, что за причина поднимать такой шум, девочка ответила: «Я из Шамбри. Меня зовут Луиза Бавузэ. Мой брат Огюст очень болен. Приходите скорей». У отца Луизы было жалкое хозяйство. В маленькой лачужке он жил со своими тремя детьми и сожительницей, по имени Мулине, которая появилась в этой местности несколько недель назад как бродяжка и нашла приют у Бавузэ. Расспросив у девочки о болезни брата, врач дал ей для него слабительное и послал домой, а сам пошел на свадьбу к соседу.
Ранним утром 17 апреля к врачу явился отец мальчика, грязный и смущенный. По его поведению Папазоглу понял, что с ребенком приключилось что-то серьезное, и поехал в Шамбри. Когда он приехал, девятилетний Огюст был уже мертв. Рядом с постелью ребенка врач застал сожительницу Бавузэ, полную, круглолицую женщину с черными, ничего не выражающими глазами. Папазоглу заметил, что ребенок уже помыт и одет в новую рубашку, воротник которой туго облегал его шею. «Зачем это?» — спросил он. Равнодушным, ленивым голосом она сказала: «Его вырвало, он был грязным». Врач, однако, настоял, чтобы рубашку сняли. При этом ему бросилось в глаза покраснение, которое более или менее отчетливо просматривалось вокруг всей шеи. Явление это было столь необычным, что врач отказался засвидетельствовать смерть и сообщил о случившемся в полицию. Дежурный следователь Белло поручил доктору Шарлю Одья поехать в Виледью и в качестве судебного медика установить причину смерти. 18 апреля к вечеру Одья прибыл в Виледью. Труп ребенка был уже в часовне на кладбище, куда Одья велел принести несколько досок и на этом импровизированном столе произвел вскрытие. Доктор сразу же заметил странные метки на шее, которые могли свидетельствовать об удушении. Но линия проходила как раз по верхнему краю воротника, что немного поколебало его уверенность. Из литературы ему было известно, что давление воротника после смерти может вызвать образование следа на шее, который похож на странгуляционную борозду. Когда же он услышал, что Огюст Бавузэ некоторое время болел, то решил, что мальчик умер естественной смертью. Доктор Одья доложил: «Смерть ребенка естественна. Она произошла, видимо, из-за судорожных явлений, вызванных
19 апреля худенькое тело Огюста Бавузэ поглотила земля. Мадам Мулине с тупым выражением лица стояла у гроба ребенка.
Никто не заметил, что старшая сестра Огюста, Жермен, во время похорон стояла в стороне. Она не доверяла посторонней женщине, которая проникла в их дом и спала на постели умершей матери. В последующие дни девочка просмотрела содержимое мешка, в котором мадам Мулине хранила свои вещи. При этом она нашла связку газетных вырезок за 1906 год о процессе по делу Жанны Вебер, где были напечатаны ее портреты. И тут Жермен поняла, что мадам Мулине не кто иная, как Жанна Вебер. Спрятав вырезки под фартук, она отправилась в Виледью, где положила вырезки на стол инспектору жандармерии Офана и с трудом пролепетала: «Это она. Она задушила Огюста».
23 апреля следователь Белло возбудил дело. Он приказал доктору Одья перепроверить свое заключение от 18 апреля. В то же время он поручил другому врачу, патологоанатому Фредерику Брюно, произвести повторное вскрытие. Второй раз, 23 апреля, жалкая часовенка кладбища в Виледью превратилась в помещение для вскрытия трупов. Картина прояснилась, когда на другой день следователь Белло держал в руках протокол повторного вскрытия. Доктор Брюно констатировал (а доктор Одья с ним соглашался) наличие странгуляционной борозды шириной два с половиной сантиметра. Слабей всего она была выражена сзади. Ниже кольцевого хряща просматривались ранения, которые могли быть нанесены ногтями рук. Кожа борозды была засохшей, как пергамент. Кровоизлияния в гортани и в мышцах шеи исключали предположение Одья о давлении воротника. Сердечный мешочек был полон крови. Следы на шее ребенка свидетельствовали об удушении, возможно, с помощью носового платка, который предполагаемая преступница обернула вокруг шеи мальчика и закрутила спереди. Это объясняет царапины на шее в области гортани и плохо выраженную странгуляционную борозду в области затылка. Это объясняет также первоначальную ошибку в заключении относительно воротника. Оба врача не нашли ни малейших причин естественной смерти.
4 мая жандармы арестовали Жанну Вебер-Мулине и доставили в Бурж. На следующий день газеты Парижа распространили сообщение о новом аресте «убийцы из Гут-д'Ор». В них сообщалось, что Жанна Вебер ночью в июне 1906 года покинула своего мужа и Гут-д'Ор, потому что, несмотря на оправдательный приговор, ей не верили. Все прятали от нее своих детей. Через сутки появились первые комментарии прессы. Они вопрошали: «Что означают события в Шамбри? Не означают ли они, что парижский суд 30 января признал невиновной убийцу? Не означают ли они, что профессор Бруардель и Туано создали для преступницы новую возможность убивать? Не означают ли они, наконец, что Генри Роберт, опытный и хваленый Роберт, в январе 1906 года одержал победу не над преступлением, а над правосудием?»
Не надо быть особо дальновидным, чтобы предсказать, что такой честолюбивый человек, как Роберт, пустит в ход все, лишь бы доказать, что он сражался только за справедливость, за эту «святыню человечества», как он выразился. Уже 8 мая Роберт предложил себя в качестве адвоката Жанны Вебер. 11 мая он вызывающе посоветовал следователю Белло не очень-то полагаться на экспертизу провинциальных врачей. Он требовал, чтобы преемник Бруарделя, Леон Туано, был уполномочен установить причину смерти Огюста Бавузэ. Туано, как ему известно, всегда готов к этому. 17 мая он, повторил свое требование, а газеты поддержали его.
Следователь Белло всячески пытался избежать давления со стороны столицы. Но он хорошо знал, что ему придется уступить, если он не хочет подвергать себя общественному осуждению за то, что отдал Жанну Вебер под суд, не использовав добровольно предложенную помощь наивысшей инстанции французской судебной медицины. В начале июня он сдался. Правда, он уклонялся от эксгумации и переслал Туано заключение Одья и Брюно, понимая, однако, что это только начало полной капитуляции.
Итак, Туано вторично появился на сцене. Он стоял перед выбором либо объективно рассмотреть заключения врачей из Шатору и, если они правы, признать, что и знаменитая парижская школа судебной медицины может ошибаться, либо доказать свою правоту и непорочность науки.