Сто лет тому вперед (сборник)
Шрифт:
— Я ей помог бежать в одной пижаме из сумасшедшего дома. Через забор. За нами гнались восемь санитаров со смирительной рубашкой и один профессор.
— Эх ты! — сказала Алиса и отвернулась от него.
— Трепло! — сказала Юлька.
— Я не шучу, — возмутился Фимка. — Колька Сулима может подтвердить. Там еще англичане были… А вот и Сулима. Сулима, ты Алису узнаешь?
Сулима стоял в дверях.
— Привет! — Он подошел к своему столу, положил портфель, потом сказал: — Здравствуй, Алиса. Здравствуй, Юлька. Я еще позавчера подумал, что ты к Грибковым едешь.
— Сулима, — вмешался Фима
— И не подумаю, — сказал Сулима.
— Спасибо, — сказала Алиса.
— Не за что. Зачем же меня благодарить, если я сказал, что считал нужным. Хорошо, что ты будешь у нас учиться.
Фима был так расстроен предательством друга, что его красные щеки стали малиновыми. Благородная Катя Михайлова сказала ему:
— Ты низкий человек, Ефим, я давно это за тобой замечала.
Юлька наклонилась к Алисе и прошептала на ухо:
— Значит, ты с одним Колей уже знакома?
— Я и сама не знала, — сказала Алиса.
Она села рядом с Катей Михайловой на свободное место.
— Тебя, наверно, спрашивать не будут, — сказала Катя. — У тебя и учебника нет.
Ребята со всех сторон смотрели на Алису. Всегда интересно, если в классе новый человек, а тут еще странное заявление Фимы Королева, вообще-то трепача и выдумщика, но не до такой же степени, чтобы просто так сказать про новенькую, что она сбежала из сумасшедшего дома.
Зазвенел звонок, и сразу вошла Алла Сергеевна, англичанка, которая была и классной руководительницей. Она положила журнал на стол и сказала:
— С сегодняшнего дня в классе будет заниматься Алиса Селезнева. Где Алиса?
Алиса встала.
— Я надеюсь, что вы уже познакомились?
— Фима Королев с ней еще позавчера познакомился, — сказал Боря Мессерер. — При драматических обстоятельствах.
— Выяснение этих проблем мы оставим на свободное время, а сейчас перейдем к уроку.
На дом задавали длинный текст о Лондоне с массой новых слов, и Алла Сергеевна сразу вызвала Фиму Королева. А у Фимы голова была занята совсем другим, он начал читать, на второй фразе завяз, засох и завертел головой, надеясь услышать чью-нибудь подсказку. Но подсказывать было некому. Мила Руткевич не подсказывала принципиально. Юлька была на Фиму зла, а другие, которые могли бы подсказать, еще не включились в урок — смотрели в окно, где летали скворцы, раскрывали книжки, глазели на Алису, думали о своих делах…
— Ну что же, Королев? — спросила Алла Сергеевна ангельским голосом. — География Лондона вам мало знакома?
Сказала она это, разумеется, по-английски, и Королев, который все внимание ухлопал на то, чтобы услышать подсказку, ничего не понял и сказал «да». Он вообще считал, что с учителями лучше всего сразу соглашаться.
— Кто поможет Королеву? — спросила Алла Сергеевна.
Мила Руткевич, разумеется, подняла руку, потому что она всегда и все знала. Она была из таких отличниц, про которых говорят, что они с первого класса нацелены на золотую медаль. И учителям даже неудобно было ей ставить четверки. Ее вызывали реже всех в классе — что вызывать, если она и так все знает. Иногда учителя приберегали Милу на закуску: вот, например, попадется трудная задача или формула, никто не знает, тогда можно сказать:
— Ну, а еще кто-нибудь?
Алиса в это время сидела и читала текст без словаря, будто для собственного удовольствия, хотя, как известно, тексты в учебнике ни один человек не читает для собственного удовольствия.
— Садовский, — сказала Алла, — ты сегодня задумчивый. Может, расскажешь нам о Лондоне?
— Нет, — сказал, поднимаясь, высокий темно-рыжий парень с белым веснушчатым лицом.
Был он не то чтобы толстый, но и не тонкий, скорее мягкий. Его голубые глаза были окружены рыжими густыми ресницами. И говорил он серьезно и медленно — казалось, что он всегда секретничает, даже когда отвечает домашнее задание.
— Нет, — повторил он печально. — Я не смогу ответить. Это совершенно исключено.
— Постарайся выразить свою мысль по-английски, — попросила Алла, которая давно уже знала все штучки Садовского.
— Это он? — спросила Юлька, которая сидела за Катей Михайловой.
Алиса, не оборачиваясь, отрицательно покачала головой. Такого рыжего человека вряд ли нужно искать. Если бы он забирался в будущее, и пираты и Алиса отыскали бы его в два счета.
— Я по-английски не смогу, — сказал еще более печально Садовский. — Я не выспался.
— Почему?
— Я провел ночь в милиции, — сказал Садовский. — Я был арестован, и за дело.
— Что же ты натворил?
— Как всегда, — сказал Садовский, — я заботился о людях. Этого не поняли.
— Конкретнее, — сказала Алла. И нахмурилась.
— Я пожалел тех, кто гуляет парочками по лесу в Сокольниках. Им не на чем посидеть. Все скамейки стоят на нашем бульваре.
— Очень похвально, — сказала Алла. — Садись.
— Сейчас, только доскажу, а то вы меня неправильно поймете. Как и милиция. Я решил посвятить ночь заботе о людях. Я носил скамейки с Гоголевского бульвара в ближайшие леса. Я успел перенести девяносто три скамейки. И когда я, чтобы ускорить дело, взял сразу две скамейки, меня остановил на Смоленской площади милиционер и отвел в милицию. Остаток ночи я переносил скамейки обратно. Это очень трудно. Каждая скамейка весит около ста двадцати килограммов.
Алла покорно выслушала все и сказала:
— Вот что, Садовский. Если ты мне эту трогательную историю сможешь пересказать, хотя бы вкратце, по-английски, ты спасен. Если нет — получаешь двойку. Подумай.
Садовский думал целую минуту. Потом вздохнул и сел.
— Отказываешься? — спросила Алла, отыскивая в журнале его фамилию.
— Я забыл, как по-английски скамейка… И еще несколько слов.
Люди, которые не знали Колю Садовского, могли бы подумать при встрече с ним, что он лгун. Ничего подобного. Просто у Садовского было странное воображение. Оно его уносило в фантастические дали, и он сам не знал, где правда, а где ложь. Воображение часто ставило его в дурацкое положение, а порой приводило к неприятностям. И учился он так себе, хотя мог учиться неплохо. Иногда ему казалось, что он все уроки сделал на неделю вперед, хотя в самом деле такого с ним ни разу не случилось.