Сто новых стихотворений

Островой Сергей

И обнажится сердце перед вами.

И распахнётся этот мир зелёный.

И настежь лес! Как перед другом друг!

63

ПОЛЮС ТВЁРДОСТИ

Я живу у залива Терпенья.

Снег звучит под ногами, как жесть.

И какая-то нежность тюленья

У пейзажа у этого есть.

Он округлый какой-то.

И белый.

Этот полюс открытых сердец.

Тюленёнок лежит оробелый

И сосёт на ветру леденец.

Здесь на острове скалы раскосы.

Тишина совершает круги.

Но сшибаются ночью торосы,

Как сшибаются в поле враги,—

И тогда тяжело океану.

Закипает глухая вода.

Но об этом не буду. Не стану.

Это каждому ясно: беда!

Я живу здесь при всякой погоде.

Врут синоптики ваши с утра.

Это именно здесь и проходит

Полюс Твёрдости. Полюс Добра.

64

ЧАС

Мы часто произносим:

– Битый час!

А почему он битый? Кем он битый?

А может, он не битый. А убитый.

Ушёл от нас — не совершив для нас?

А может, всё не так на этот раз?

В полярной тьме, сквозь ветер ледовитый,

В беду и в снег почти по грудь зарытый,

Быть может, он людей от смерти спас?

И это был порыв. А не приказ.

Добру открытый, радостям открытый,

Быть может, он строитель знаменитый

И на лесах эпохи — верхолаз?

И время про него ведёт рассказ?

Вот кто такой он, этот самый час!

65

ПОЭТЫ

Жаль, что в музеи собственного имени

Поэты входят только после смерти.

Нет, нет, не после смерти, после жизни!

Когда на книгах, как на катафалке,

Они въезжают в странный свой покой.

В покой? А может, попросту в покои?

Которых им при жизни не хватало?

Когда они, как голуби зимою,

Клевали небогатое пшено.

Вы скажете, сейчас так не бывает?

Бывает. И сейчас бывает. Тоже.

И в этом есть своя закономерность,

А может быть, и праведность своя.

Но

это так. Попутно. Между прочим.

Давайте же скорей войдём в музей.

К холодным стенам вывески прибиты.

Расчислено имущество по полкам.

Лежат отяжелевшие страницы,

Раздетые глазами донага.

Взгляните вот на эту! Вся стыдится.

Вся светится. Как девочка. Которой

Впервые рассказали про любовь.

Как он её стеснялся, как стеснялся,

Как от людей всегда подальше прятал,

А по ночам, в светлейшем исступлении,

Лишь с ней одной беседовать спешил.

Зачем она теперь сюда попала?

А эта — в ранах колотых и рваных,

В рубцах раздумий, в шрамах переделок,

Ходившая в смертельные сраженья

За честь его поэзии и славы.

Да, кстати и о славе! Вот страница —

Надменная, как вылинявший бисер.

Она его прославила однажды.

И помня это всё, и зная это,

Она ещё лоснится от успеха

И в тишине украдкой слёзы льёт.

А что такое, в сущности, музей?

Нет, я не против! Пусть стоят музеи!

Но чтобы в них легко жилось поэту.

Чтоб все его дороги были рядом.

И все его восходы. Все закаты,

И ветры все. И все сады хмельные.

И женщины, которых он любил.

Ему нужна Земля по меньшей мере!

А вы ему три комнаты. Шесть окон.

А вы ему три двери на цепочках.

А вы ему таблички под стеклом.

За что? Он разве большего не стоит?

А если это всё вам очень нужно –

То пусть тогда живут в музее музы,

Под номерами. И под колпаками.

И если им живётся там неплохо —

Пускай они и дальше так живут.

А мы с тобой бродить пойдём, Поэзия!

И Млечный Путь, как вечный путь. И ветер.

И звёзды

на скитальческом

ветру...

66

МОЯ ПОЛИКЛИНИКА

Чтобы ты не болела, лирика,

Никогда не была стара,

Лыжи — вот моя поликлиника,

Сосны — вот мои доктора.

Я на них никогда не жалуюсь.

И бывает, что в январе

Пью из проруби. С ветром балуюсь.

И хожу на поклон к заре.