Шрифт:
Пролог
Саша
– Сашенька, ты? – донесся из спальни нежный старческий голос.
– Да, бабуль.
Наша семейная традиция: сколько бы раз за день я ни выходила из дома, возвращаясь, непременно слышала этот вопрос. Сердце трепыхалось радостно в груди: жива! Боялась, однажды вернусь – и встретит меня тишина. Да и врач вчера, выйдя в коридор, шепнул: «Крепись, недолго ей мучиться осталось».
А мне от этого легче? Я же без нее совсем одна останусь. Мучения бабули закончатся, а я не
– Ба? – заглянув к ней в спальню, наклонилась и чмокнула в сухую морщинистую щеку – еще одна традиция. – Я сейчас быстро супчик приготовлю и покормлю тебя.
Не получалось у нее сквозь улыбку прятать боль. Обезболивающие почти не помогали.
– Не спеши егоза, не спеши. Сядь, – похлопала она по краю кровати рядом с собой, отодвигаясь немного к стеночке.
Как только я присела, она спросила:
– Что ты в школе получила?
Подняв сухую, бледную руку, спрятала ее в своих ладонях.
– Четверку по химии, диктант написала на четверку, – поймав укоризненный взгляд бабушки, поспешила оправдаться: – Бабуль, одна ошибочка была: запятую пропустила.
– Ты старайся, Сашенька, занимайся больше: экзамены уже совсем скоро, – ласково журила она.
Врала. Бессовестно врала. Никаких четверок и пятерок давно уже нет. Скатилась совсем. Диктант на тройку написала, а по химии и вовсе двойку получила. Но не расстраивать же ее. Она верит, что я в медицинский поступлю. Пусть с верой этой и уйдет.
– Люба не звонила? – строго спросила она, мотнув головой.
– Нет, сегодня не звонила.
– Ты не серчай на мать, – заметив грусть на моем лице, пригрозила она пальцем. – Ее тоже можно понять: работа, дети, да и муж… – махнула она свободной рукой.
– Я и не сержусь.
Давно уже не сержусь, не обижаюсь. Отец ушел из семьи сразу же после моего рождения. А мама, когда я пошла в первый класс. У каждого из них своя семья, работа, заботы. А я осталась им вроде как и не нужна. Спасибо бабушке: она не просто меня растила, воспитывала, но и научила не таить обиды. Прощать и любить своих родителей.
– Неизвестно, Сашенька, почему Господь так поступил. Может, чтобы я, старуха, одна не осталась? А, может, чтобы нелюбви ты от отчима и мачехи не испытала.
– Ба, я правда не переживаю по этому поводу.
Отца я видела всего несколько раз: он с семьей перебрался в другой город. Но раз в месяц исправно посылал небольшую, всегда разную сумму денег. Скорее всего, эти деньги он прятал от жены.
Мама приходила нас проведать раз в неделю, приносила продукты и оставляла по возможности деньги на лекарства. А в этом году она мне даже сапоги купила, а то старые совсем износились.
– Письмо от Зинаиды не пришло? – с надеждой в голосе спросила бабуля.
– Пришло, – обманула, глядя прямо ей в глаза. – Но прочту я его только после того, как мы поедим.
– Хорошо, егоза. Но потом за уроки, – строго попыталась произнести
Переодевшись, аккуратно повесила школьную форму в шифоньер, прихватила тетрадку с ручкой и поспешила на кухню. Пока варился суп, я писала письмо от имени бабушкиной подруги. Ничего сложного: главное, не забыть упомянуть всех родственников и проказы внуков. Добавить пару смешных моментов. А за столько месяцев родословную Зинаиды Петровны я всю успела выучить наизусть. Выбрав на холодильнике среди старых конвертов самый свежий, аккуратно вложила исписанный листок и слегка сбоку заклеила. Вдруг еще понадобится?
Я не могла поступить по-другому, ведь эти письма так радовали бабушку. В моменты, когда я их зачитывала, она отвлекалась, забывая о боли, пусть всего лишь на мгновения.
Не получив ответы на последние два письма, я подозревала, что женщина, скорее всего, заболела. Три месяца назад пришел ответ, как оказалось, от дочери Зинаиды Петровны. В нем было всего две строчки:
«Мама умерла.
Не пишите сюда больше. Мы продаем квартиру».
Сказать об этом бабушке язык не повернулся: они уже более тридцати лет дружили по переписке и менять привычку на современные средства связи не собирались. Я и сама за эти месяцы так увлеклась их перепиской, что начала понимать и принимать бойкот против общения в интернете.
В письме ты пересказываешь события своей жизни. Каждая строчка выверена. Порой она написана после долгих размышлений. Письмо можно перечитывать многократно – и каждый раз есть вероятность увидеть в нем что-то новое, не замеченное ранее. А потом эти дни, недели ожидания ответа… Трепет, волнение, когда почтальон приносит письмо, не заменят никакие социальные сети.
А, учитывая наш скромный бюджет, о компьютере речи идти не могло. В телефоне бабуля ничего не разглядит и не поймет.
Войдя в спальню с тарелкой и письмом, услышала:
– Что-то я не хочу есть, Сашенька.
– Бабуля, не обсуждается, – строго произнесла я.
С трудом проглотив полтарелки супа, очередную ложку она ладошкой отодвинула, отрицательно помотав головой.
Хоть сколько-то съела.
– Теперь читай, – улыбнулась она.
В предвкушении приятных минут лицо ее немного разгладилось, появился легкий, почти незаметный румянец.
– Сашенька, пожалуйста, укол, – попросила бабуля, как только мы закончили читать и обсуждать письмо.
Боль, значит, совсем невыносимая. Быстро-быстро проморгав выступившие слезы, я поспешила к аптечке.
Последняя стадия рака.
Пока препарат не начал действовать, я сидела у кровати и держала ее за руку, медленно поглаживая, массируя пальцы.
– Сашенька, через два месяца у тебя день рождения, что ты хочешь в подарок? – как только боль стала отступать, спросила она.
Скоро заснет.
«Чтобы ты была жива и здорова» – проговорила про себя, не задумываясь.
– Ничего, бабуль. Я же не маленькая.