Сто первый мир
Шрифт:
– Я просто теперь умнее, – продолжал голос из-за двери. В нем было что-то гипнотизирующее, чарующее – настолько, что Попова на мгновение замерла. – Знаешь, я теперь все знаю и все вижу. И я не думала, что вселенная такая многогранная… такая красивая…
– Что? – Саша резко повернулась. На ее памяти Новый впервые заговорил об устройстве мира.
– А? – Наталья Ивановна словно очнулась.
Закинув огромный рюкзак на плечо, Саша в последний раз взглянула на себя в зеркало. Оно было большим, в полный рост, снятым, кажется, со старого комода прямо вместе с дверью – Саша очень любила его. Розовые взлохмаченные патлы девушки
“Куда я теперь пойду? Еще и с котенком?” – подумала она. На секунду Саша захотела остаться, но женщина все еще наблюдала за ней сквозь приоткрытую дверь. Мысль о том, что она будет вот так стоять в коридоре по ночам, думая об устройстве вселенной, заставила Сашу покрыться липким потом.
“Бежать. Бежать как можно дальше!” – решила она, выныривая в коридор. – Возможно, даже в Питер!”
Наталья Ивановна ничего не сказала ей вслед. Ни слов прощания, ни обвинений в том, что она бросает ее, пенсионерку, одну в двухкомнатной квартире – ничего. Она только посторонилась, пропуская девушку в коридор. Взгляд Саши упал на стопку библиотечных учебников на кухне, но для них уже не было места в битком набитом рюкзаке.
“Может быть, попрошу Надю забрать их потом”, – подумала девушка.
Опустив голову так, чтобы не столкнуться со взглядом Новой, Саша надела кеды и вышла за дверь. Все. Ошибку она совершила или нет – пути назад больше не было.
– Не смотреть на окна, не смотреть на окна, – шептала она себе, но не удержалась.
Наталья Ивановна стояла за стеклом, подняв руку в прощальном жесте. Сейчас, вопреки кошмарам из ее сна, бабушка показалась ей вполне человечной. Умиротворенное лицо, яркие голубые глаза, лишь совсем немного подернутые стариковской мутной пленкой.
Чувствуя, как слезы мешают смотреть, Саша быстро зашагала прочь.
Берег реки был рядом – крутой склон, ничем не обнесенный. Бросив рюкзак на тропинку, Саша шагнула к самому краю, и кеды вмиг промокли от белоснежного, выпавшего за ночь снега.
Внизу виднелась лесопилка, чуть дальше – изгиб маленькой речки, а за ней – деревенька с церковью. Дым валил из домов то тут, то там: хозяева топили печи, чтобы прогреть дом с утра.
“Почему она это сделала? – в отчаянии думала Саша. – Возможно ли что кто надавил на нее, поспособствовал принять такое решение?”
Бабушка всегда была впечатлительной. Чисто теоретически, ее могла растрогать даже прощальная речь Илона Маска… Но разве бабушка не могла подумать о ней, о Саше?
Неожиданно Сашу осенила страшная догадка. Опустившись на свой рюкзак, она уставилась в одну точку.
“Так может это она из-за меня? Испугалась, что я не пришла домой, не отвечаю на телефон, что со мной что-то случилось…”
Ощутив свою вину, Саша почувствовала себя еще более отвратительно.
“Бабушка сказала, что Разносчик только что ушел, значит, я могла успеть, если бы… если бы Дима меня не задержал!” – волна гнева поднялась в девушке, но быстро угасла, не найдя подкрепления. Очевидно, что Дима отвлек ее максимум на пять минут, которые ничего не изменили бы.
Намокший от снега рюкзак выглядел неподъемным. Вскочив на ноги, Саша с силой отпинала его, рыча и ругаясь как сапожник.
“Что же мне
“Нужно его куда-то пристроить, – решила Саша. – Хороший я хозяин, который и сам теперь без дома”.
Глава – 3
Путь до остановки занял больше времени, чем обычно. Рюкзак больно оттягивал плечи, котенок на груди вошкался и царапался, а пальцы ног сводило от холода. И все же, Саша почти не обращала внимания на эти неудобства – отчаяние внутри гнало ее вперед.
– Тшш, тшш, – Саша то и дело баюкала котенка, не осознавая, что успокаивает, скорее, саму себя.
Пустота внутри, словно воздушный шар несла ее вперед. Через толпу спешащих людей, мимо дворника Дядьжени, школьников и мамочек с колясками. Склонив голову, Саша замечала лишь мелькание ног – таких разных, но одинаково бегущих куда-то. Она подняла глаза от тротуара и на мгновение застыла, пытаясь разглядеть, где же край у этого белого неба. Редкие снежинки легонько ложились Саше на плечи, на растрепавшиеся розовые волосы; они падали словно ниоткуда и при этом никуда не спешили. Они просто существовали, как и она теперь.
Бабушка больше не ворвется в ее комнату посреди подготовки к зачету, чтобы обсудить взволновавшую ее новость. Не приготовит облепиховый чай с мятой, не принесет то самое печенье, которое однажды понравилось Саше, но быстро надоело, потому что бабушка придумала покупать его каждую неделю.
“Я продолжала делать вид, что люблю его, – подумала Саша, часто моргая от слез. – Чтобы сделать ей приятно”.
Она все еще могла вернуться домой. Просыпаться от внезапно ёкнувшего сердца и долго сидеть возле окна в темноте. Вдыхать тот самый запах бабушкиной квартиры, зайдя с мороза, слышать крики детей из садика напротив, которые громче всего летом. Есть горячие супы, а по утрам находить свои кеды чистыми и сухими. Стоящими на батарее.
“Я смогу вернуться, если тоже стану Новой, – подумала Саша. – И даже видеться с родителями!”
Какой-то прохожий врезался в нее, неподвижно стоящую посередине оживленной улицы. Вопреки ожиданиям Саши, он не выругался; его прозрачные, как стекло глаза мелькнули перед Сашиным лицом. Вежливые, добропорядочные. Равнодушные.
– Извините, – сказал молодой человек и исчез в толпе.
Новый.
“Какая жизнь меня ждет без чувств? – ужаснулась Саша. – Темные времена пройдут, я как-нибудь адаптируюсь… но если сдамся сейчас, так и останусь до конца жизни… пустышкой”.
Она опоздала на свой автобус до Академии. Затем почему-то пропустила следующий. И еще один. Взглянув на часы, Саша равнодушно отметила, что зачет уже начался.
“Может быть, позвонить Боеву? Нет, бред, я же не буду жить у него в клинике… Наде по любому позвоню после зачета, вот только они с Дашей вряд ли возьмут меня к себе, – Саша перебирала в голове варианты. – Или сразу в деканат? Скажу, что попала в сложную жизненную ситуацию… может быть, для меня найдется комната в общежитии?”
Котенок окончательно выбрался из своего гнезда и теперь настойчиво упирался в грудь Саши мягкими лапками. При этом его глаза, похожие на огромные янтарные блюдца, словно говорили: “Когда кормить меня будешь, человек?”