Сто рассказов о войне
Шрифт:
Идут и идут войска. Идут танки. Наиболее смелые и любопытные немцы подходят к советским бойцам, спрашивают:
— Из Америки?
— Что-что? — поразились танкисты.
— Из Америки? — переспросили жители.
— Нет, — отвечают танкисты.
— Из Англии?
Рассмеялись танкисты.
— Да нет же. Из Советского Союза. — И уточняют: — С Урала.
Поражаются жители. Косо, недоверчиво на советских солдат смотрят.
Прошли танки, движется артиллерия. Смотрят жители на грозные пушки, обращаются
— Американские?
— Нет, — отвечают артиллеристы.
— Английские? — спрашивают жители.
— Да нет же, — отвечают артиллеристы. — Наши, советские пушки.
Отличные пушки имела Советская Армия. И противотанковые, и зенитные. И знаменитые «катюши». Много оружия нужно армии. Создали советские люди такое оружие.
Движут войска, продвигается техника. А в небе эскадрилья за эскадрильей идут самолеты. Запрокинули немцы головы, смотрят на эту небесную мощь. Обращаются к советским солдатам:
— Американские?
— Что-что? — не поняли солдаты.
— Самолеты из Америки? — переспросили немцы.
— Нет, — рассмеялись солдаты.
— Из Англии?
— Да нет же, — смеются солдаты. — Это наши, советские самолеты.
Отличной в годы войны стала советская авиация. Много заводов построили советские люди. Много новых машин придумали советские авиаконструкторы. Нет недостатка советским асам в первоклассной советской воздушной технике.
Смотрят жители немецких городов на летящие самолеты, на пушки, на танки. Поражаются жители:
— Русские!
Поправляют солдаты:
— Наши, советские!
Городок их стоял на востоке от Берлина. Был он маленький-маленький. Словно игрушечный.
Прожил старик Хофакер здесь семьдесят лет. Песчинку любую знает.
Наступают с востока русские. Понимает старик Хофакер, что для русских подобный город как льву на зубок крупинка.
И вдруг прибегают к Хофакеру внуки:
— Крепость! Крепость!
— Что такое? — не понял Хофакер.
— Наш город — крепость! — кричат мальчишки.
Соседи тоже про крепость говорят. И бургомистр подтверждает:
— Крепость, Хофакер, крепость!
— Какая же крепость?! — моргает старик глазами. Прожил здесь Хофакер семьдесят лет. Любую песчинку знает.
Развел бургомистр руками.
Да, таков был приказ фашистов. Все города, которые находились на восток от Берлина, объявили они крепостями. Был строгий приказ: советским войскам не сдаваться. Сражаться всем до последнего: и старикам и детям.
Приказ есть приказ. Стали готовиться жители к защите родного города. Пришли к Хофакеру. Забирают в солдаты внуков.
И вдруг Хофакер:
— Не дам я внуков.
— Да что ты, старый!
— Приказ же фюрера!
— Не дам! — уперся старик Хофакер.
Погибли все на войне у Хофакера. Было три сына. Было три зятя. Было, теперь
— Не дам! — прокричал Хофакер.
Оказался старик упрямым. Рядом с городом — русские. Вывесил белый флаг. Посмотрели другие. Прав Хофакер. Зачем же всем погибать напрасно? Появились белые флаги и на других домах.
Узнали фашисты. Примчались в город. Убили Хофакера. Худо пришлось бы жителям. Да тут подошли советские части.
В Анкламе, в Грейфсвальде, в Фрейбурге и в других городах Германии поднялись тогда горожане. Воспротивились приказам фашистов. Спасли города от гибели.
Погиб Хофакер, а внуки остались. Сохранился их давний род. Выросли внуки. И ныне живут в Германии. В свободной, в демократической, в современной Германии, в стране, которая называется ГДР.
Дюринсгоф — один из маленьких городков недалеко от Берлина. Не ожидают здесь русских, не верят в стремительный наш прорыв.
И вдруг как снег на голову оказались у городка советские танки. В короткой схватке разбили они зацепившихся здесь фашистов. Проходят по городу танки.
Отбросили танкисты бронированные люки, смотрят на улицы. В одной из машин лейтенант Андрей Мельник. Проходят танки по улицам вдоль домов. Читает Мельник вывески на зданиях и магазинах: «Аптека», «Хлеб», «Идеальное молоко». А вот и еще одна вывеска: «Телефонная станция».
Прочитал лейтенант, что-то в уме прикинул.
— Стой! — крикнул механику.
Притормозил тот танк, чтобы другим не мешать, отъехал чуть в сторону.
Вышел из танка лейтенант Мельник, побежал к телефонной станции. Бежит, что-то озорное, видать, придумал. Уж больно лукаво глаза блестят.
Вошел Мельник в помещение станции. У аппаратов сидят две девушки-телефонистки. Увидели телефонистки советского офицера. Обе:
— Ах!
И тут же упали в обморок.
— Не бойтесь, — кричит лейтенант. — Не бойтесь!
Подошел к одной, подошел ко второй, привел и одну и вторую в чувство. Открыли телефонистки глаза, смотрят искоса на советского лейтенанта.
Улыбнулся Мельник, говорит по-немецки. А надо сказать, что знал он немецкий язык отлично:
— Соедините меня, любезные медхен [5] , с Берлином.
Только сказал, как телефонистки снова:
— Ах!
И снова упали в обморок.
Пытается лейтенант Мельник опять привести их в чувство. Не получается. Не приходят телефонистки в себя. В глубоком лежат испуге.
Подумал, подумал Мельник, попробовал сам вызывать Берлин. Послышался в трубке голос:
5
Девушка.