Столетнее проклятие
Шрифт:
Можно было подумать, что Брайс за ней ухаживает… но Авалон тут же покачала головой, отгоняя эту мысль. Как бы там ни вел себя Брайс, а все же они в достаточно близком родстве, и притом он ведь уже женат.
Она заметила, что леди Абигейл почти ничего не ест. Весь вечер она просидела, откинувшись на спинку кресла, и, потягивая из кубка вино, пристально поглядывала то на мужа, то на Авалон. Когда Авалон осторожно попыталась вовлечь ее в разговор, леди Абигейл молча уставилась на нее, так что вежливое замечание Авалон о каком-то незначительном
Никогда прежде не видела она такой странной трапезы — ни в Шотландии, где за столом всяк шумел на свой лад, ни в Гаттинге, где хорошим воспитанием считалось успешное участие во всеобщем разговоре на пустяковые темы.
На трапезах отца всегда было шумно и весело, хотя, может быть, это только казалось маленькой девочке, которая с верхних ступенек парадной лестницы с завистью следила за взрослыми.
Сейчас все было по-другому, совсем не так, как в доме, который помнила Авалон. Здесь царила все та же неправильность — дворяне беспокойно переглядывались, солдаты мрачно жевали, не обмениваясь ни единым словом.
Леди Абигейл, осушив свой кубок, сидела теперь прямо и зорко поглядывала по сторонам. На губах ее играла чуть заметная усмешка.
Авалон не позволила себе сорваться с места, как только было доедено последнее блюдо. Это было бы слишком вызывающим.
— Благодарю за гостеприимство, кузен, — проговорила она, отодвигаясь от стола вместе с креслом и надеясь, что это не похоже на поспешное бегство. Брайс подскочил, как ужаленный:
— Как?! Дорогая Авалон, неужели ты так скоро нас покинешь?
В зале воцарилась гробовая тишина.
Авалон помедлила, затем, не вставая, ответила:
— Пожалуй, да. Это был долгий и утомительный день.
Под ее настороженным взглядом Брайс быстро подошел к креслу Абигейл и положил мясистую ладонь на плечо жены.
— Но сейчас ведь еще так рано, Авалон! Да и Абигейл говорила мне недавно, как ей хочется, чтобы ты после ужина что-нибудь сыграла для нас. Не так ли, дорогая моя женушка?
На губах леди Абигейл ало и влажно блестели капли вина. Женщина провела языком по губам и лениво улыбнулась:
— Именно так.
Авалон встала.
— Мне очень жаль разочаровывать вас обоих, — твердо проговорила она, — но, боюсь, у меня совершенно нет способностей к музыке. Я не умею играть.
Брайс обеими руками сжал плечи Абигейл.
— Ну конечно! Как глупо с моей стороны! Там, где ты росла, не было ни малейшей возможности научиться…
— В Шотландии, милорд, тоже есть музыка и, разумеется, музыканты, — перебила его Авалон. Слова Брайса скорее позабавили ее, чем задели. — Я говорю только, что не умею играть, вот и все.
— Что ж, тогда Абигейл сыграет для тебя — верно, дорогая?
Абигейл склонила голову. Казалось, она вот-вот расхохочется.
— Конечно, —
Авалон ничего не оставалось, как последовать за Абигейл, которая все с той же загадочной усмешкой отошла к очагу.
Она играла на псалтерионе, разновидности цитры. И, насколько могла судить Авалон, весьма неплохо. Казалось бы, после выпитого вина пальцы Абигейл должны были потерять обычную сноровку, но нет — она уверенно вела мотив и, отстукивая ритм ногой, пела хрипловатым, но приятным голосом.
Остатки ужина убрали со стола слуги, женщины собрались около очага, мужчины все как один куда-то исчезли. Даже Брайс, убедившись, что кузина никуда не денется от очага, удалился, напоследок бодро и громогласно велев жене играть далее.
И Абигейл исполнила его повеление. Когда Брайс ушел, она заиграла французскую балладу, медленную и меланхоличную. Печальный мотив песни нагнал уныние и на слушателей. Абигейл прерывалась лишь затем, чтобы между песнями глотнуть вина из кубка.
Подперев ладонью щеку, Авалон смотрела в огонь и жалела, что не может укрыться в тишине своих покоев вместо того, чтобы слушать это заунывное треньканье. Огонь в очаге потихоньку угасал, и от раскаленных углей тянулись вверх робкие струйки дыма.
Абигейл допела очередную песню, и Авалон, воспользовавшись случаем, быстренько вскочила со своего места.
— Вы играете превосходно, — сказала она, бочком отходя от очага. — Какая жалость, что мне придется уйти! У меня просто глаза слипаются.
Абигейл, к удивлению Авалон, даже не попыталась ее удержать — лишь лениво пощипывала струны, глядя на гостью. Гаснущее пламя очага отражалось в ее глазах.
— Большое вам спасибо, — прибавила Авалон. Ей до смерти хотелось поскорей уйти, но она все еще хотела, чтобы это не походило на бегство. — И доброй всем ночи.
— Кузина! — окликнули ее.
Авалон обернулась и увидела, что в дверном проеме стоит и — о, диво — помалкивает Брайс. «Интересно, — подумала Авалон, — давно ли он вернулся?»
За спиной у Брайса, в полумраке маячил неясный силуэт. Брайс и его спутник вошли в залу.
Абигейл все пощипывала струны, только опустила глаза и поджала губы.
— Леди Авалон, позволь представить тебе твоего кузена и моего брата Уорнера. Прости его неприглядный вид — он только что, сию минуту, прибыл из Франции.
Уорнер шагнул вперед и, взяв руку Авалон, склонился к ней. Как и Брайс, он был крупный, плотного сложения мужчина с серыми глазами и светлыми волосами. Весь он с ног до головы был покрыт тончайшей пылью, отчего еще заметней казалась паутина морщинок возле глаз и в уголках рта.
— Кузина… — пробормотал он, припав губами к руке Авалон.
От этого прикосновения по руке девушки пробежал зловещий холодок. Ну конечно, с пугающей ясностью поняла Авалон, конечно же, Брайс обхаживал ее отнюдь не ради себя самого. Силы небесные, он хочет отдать ее этому человеку!