Столкновение
Шрифт:
– Ну, герой, куда тебя тащит на этот раз? – ехидно поинтересовалась Наталья. – Тебе лежать надо.
– До ветру бы, – процедил Вадим.
– Горюшко мое, – словно ребенку, тепло сказала Наталья, – давай помогу, что ли; держись, герой ты наш болезный…
Женщина помогла парню подняться и, подставив плечо, довела до туалета. Вадим еле ковылял на подгибающихся и дрожащих ногах. Чувствовал он себя, мягко говоря, неважно. Ощущения были словно у ливера, пропущенного через мясорубку.
– Дальше я сам, – пробормотал он, мягко отставив Наталью и прислоняясь к стене.
Нащупав руками дверь и выключатель, Вадим щелкнул
– Вадим… – Вместе со словами на Белова свалился целый букет чужих эмоций. Во всем многообразии чувств преобладающим было неподдельное беспокойство за его шкурку. Пораженный настолько объемлющей способностью к эмпатии, которой он раньше не мог похвастать, Вадим чуть не прикипел к унитазу. – Ты там живой?
– Сейчас, выхожу.
– Фу, ты так больше не шути: ушел – и пропал, мне уже дурь всякая в голову лезть начала. Вдруг ты там преставился, на унитазе сидючи. – За грубой попыткой перевести фразу в шутку не получалось скрыть искры радости и облегчения от свалившегося с плеч груза из сковывающих женскую душу переживаний.
– Хорошо, мамочка, – пошутил Вадим.
– Поговори мне, – ответила Наталья, отвесив шутливый подзатыльник и потрепав Белова по растрепанным волосам; жест получился на удивление теплым и ласковым, так матери, для блезиру, бранятся на непослушных чад. Вадима повело в сторону, Наталья тут же подхватила его за руку. – Чисто дитя малое… «Дядя, достань воробушка» вымахал, а все туда же. Мало дед тебя ремнем порол…
– Спасибо.
– Не за что. Чего уж там… Ложись давай.
Вадима осторожно, словно хрупкую фарфоровую игрушку, уложили на диван. Поход до ветру дался неожиданно тяжело, о чем прозрачно намекали крупные градины пота на челе молодого человека и бледно-серый цвет лица. Наталья, покачав головой, намочила чистую тряпицу, отжала ее и оттерла с парня пот.
– Давно я так?
– Два дня, – ответила женщина, подавая хозяину дома кружку крепкого сладкого чая с добавками из липового цвета и сушеной земляники. – Пей, герой.
– Нехило меня приложили господа маги.
– Да, я грешным делом подумала, что костлявая тебя прибрала. Лежишь бревно бревном и почти не дышишь, весь в кровище, будто на бойне в чане искупался…
– Да ну! Правда, что ли? В человеке только дерьма без меры, а крови всего пять литров, так что не мог я в чане полоскаться, – попробовал отшутиться Вадим.
– Цыть, чушь не городи, ты не Витька мой – телок неразумный, никогда не говори так. Ты же не голь подзаборная. А я говорю о том, что видела.
– Ладно-ладно, – замахал руками Белов, – верю! А что так темно? Сколько сейчас времени?
– Два часа пополудни. А почему темно, то это тебя спросить надо. Деревьями у нас кто командует?
– Какими деревьями?
– Ты опять? – Возмущение Натальи можно было резать ножом.
– Что «опять»?! – тут уже возмутился Вадим. – Что я опять не так сказал? И можно без намеков? У меня и так голова не варит, а тут еще ребусы с деревьями разгадывать предлагают…
– Ладно, извини. Скажи еще, что это не ты разогнал вояк и жути навел. Мэллорны целую крепость
– Мэллорны… – пробормотал Вадим.
Поток образов захлестнул сознание. Бегущие люди, толстенные анакондоподобные корни, рвущие на куски автомашины. Счастье от осознания себя и обретения партнера-хранителя. Терпкие волны обожания и беззаветной преданности, скорее присущие собакам, а не людям, но… Но как Вадим ни хмурил лоб, играя складками и бровями, никаких фамильяров-псов припомнить не мог. Чей тогда ментальный импульс он принял на едва не сварившиеся от мощи менталиста мозги? Снежка можно не считать, желания у кобеля самые приземленные. Вадим мысленно потянулся к сверкающему каналу эмоциональной связи и ощутил трепет ветра в каждом лепесточке и веточке, игру солнечных зайчиков на… коре и ток воды в капиллярах корней. По открытому каналу к нему потек медовый ручеек силы, моментально заполнивший резерв и подаривший краткое блаженство. У Вадима возникло приятное чувство, будто на грудь к нему взобралась пушистая кошка, которая свернулась уютным клубочком и мурлычет громче трактора. Сразу стало хорошо и спокойно, словно в ласковых объятиях бабушки.
– Вадим, очнись! – Испуганный женский голос вонзился в нирвану подобно керну буровой установки и разрушил радужный внутренний мир вселенского блаженства и спокойствия. Хлесткая пощечина разнесла его на мелкие осколки…
Белов с трудом отодрал веки друг от друга и поразился анимешным ошарашенным глазам Натальи, благо зрение после минутного отдыха вернулось и перестало устраивать безумные пляски цветных клякс. В эмоциональном компоте, который бил из добровольной сиделки, без поллитры или двух разобраться было невозможно.
– И что это было? – гневно спросил пострадавший от рукоприкладства.
– Это я тебя спрашиваю: что это было?! – старательно пряча испуг и беспокойство за вуалью напускного безразличия и гипертрофированного возмущения, рявкнула Наталья.
– Так, стоп, тайм-аут. – Приложив пальцы правой руки к раскрытой ладони левой, Вадим настороженно посмотрел на женщину. – Наташа, без рукоприкладства, пожалуйста. С тактом, с чувством, с расстановкой… повторяю, меня не бить, – рассказываешь причины, из-за которых ты решила изменить геометрию моего лица.
– Еще раз вздумаешь сдохнуть, я твою «геометрию» в девять на двенадцать отформатирую! Понял? – распалялась женщина, от стресса перейдя на язык дворовых разборок.
– Э-э-э… – Вадим принял сидячее положение, теперь его глаза могли служить наглядным пособием для художников-аниматоров из Страны восходящего солнца. – Все-все, видишь, живой я, как Ленин в мавзолее. Живой, успокойся, можешь даже потрогать: теплый я. С чего ты решила, что я помереть собрался?
– С чего решила, с чего решила… – прошипела Наталья. – Предупреждай заранее, когда вдругорядь вздумаешь посереть, побледнеть и перестать дышать. К тому же твоя аура совсем померкла. Навязался, родственничек, на мою голову. Хуже моих спиногрызов. От них-то я знаю чего ожидать, а терпеть твои фортели – увольте. Никаких нервов на тебя не хватит. То мрет он, то оживает. Век бы тебя не видела, оглоеда. Я тут с тобой поседею к вечеру… Хотела по щекам настучать, так изнутри так полыхнул, словно тебе прожектор в зад засунули. Засветился, как новогодняя елка, вот-вот живым пламенем возьмешься. Думала – все, отбегалась, сгорим сейчас к чертям собачьим.