Столовая Гора
Шрифт:
— Хорошо. — Аякс покачал бутылкой между колен. — У меня деловое предложение. Я обещаю больше никогда не возвращаться к теме, а ты мне рассказываешь, почему это тебя так бесит. По рукам?
Эстер бросила губку в ведро и на скрещенных ногах присела к стене — как раз против пятна.
— Я не знаю, почему.
— Ответ неудовлетворительный.
— Это все равно что… — Она задумчиво отряхнула пальцы. — Ну не знаю, честное слово… Когда мне так говорят, кажется, что единственное, что движет человеком в таком случае — это желание унизить, смешать с грязью.
— Ты серьезно? — спросил Аякс.
— У нас в классе была девчонка. Дурнушка, что и говорить. Так вот больше всего она переживала и плакала не
— И ты полагаешь свою внешность чем-то вроде чудесного костюмчика?
— Может быть.
— Ребячество какое-то, — вздохнул Аякс.
— А ты представь, что в один прекрасный день врачи обнаруживают у тебя некую невиданную опухоль. Такую, что больше нет ни у кого. — Эстер не глядя похлопала ладонью по мокрому пятну на стене. — И в один миг из обыкновенного человека ты превращаешься в звезду. У тебя клянчат интервью и просят сфотографироваться на память. И все это хорошо до того момента, когда ты начинаешь понимать, что на тебя-то всем наплевать совершенно. Что ты для всех как был ноль без палочки, так им и остался. Что главное для всех — это не ты и не то, что в тебе, а то, что на тебе, твоя невиданная, прекрасная и неповторимая опухоль. И если бы можно было сделать так, что опухоль твоя могла существовать и передвигаться сама по себе, то в тот же час тебя бы отрезали от нее, как рудимент.
Аякс продолжал покачивать бутылкой между колен:
— Да, тяжелый случай.
Эстер взглянула на свою испачканную ладонь.
— И дело тут не в том, что… ну, как будто я боюсь, что с меня сорвут мой чудесный костюмчик…
— А в чем?
— А в том… — Эстер легко поднялась, подошла к Аяксу и звучно прихлопнула его влажной ладонью по лбу. — В том, агент ноль-ноль-ноль, что в действительности мои прелести обитают не на мне, а вот под этой броней. — Она заставила его поставить бутылку рядом со стулом, села ему на колени в позе наездницы и легко надавила пальцами в пах. — А вдруг у тебя патология органа, который отвечает за чувство прекрасного? — Аякс хотел что-то возразить, но свободной рукой Эстер зажала ему рот. — Скажи, как можно иметь дело с эстетическим инвалидом?
Вечером, когда Эстер, вздремывая, смотрела один из фильмов, наугад купленных Аяксом, зазвонил домашний телефон. Аякс взял трубку.
— Слушаю.
Из динамика раздались только невнятные звуки и треск.
Аякс, уверенный, что наконец ему звонят из Управления, зашел с телефоном в столовую и прикрыл за собой дверь.
— Алло!
— Извините, я не потревожил вас? — наконец пробился через помехи неуверенный голос в трубке. Это был не шеф, архивариус.
Аякс неслышно чертыхнулся.
— Да нет, что вы.
— Я вот о чем подумал, — сказал старик. — Вчера вы интересовались у меня по поводу пустых захоронений. Помните?
— Ну, разумеется.
— Вас еще интересует этот вопрос?
— Да, конечно.
— В таком случае, завтра в районе обеда — что-нибудь около двух часов — прогуляйтесь на городское кладбище.
Аякс почесал трубкой за ухом.
— С целью?
— Из-за дождей возникла просадка грунта, — сообщил архивариус. — Очевидно, образовалась подземная каверна.
— И что?
— Часть могил из опасной зоны будут переносить на новое место. В том числе кенотафы. Понимаете?
— Ах, вот оно что. — Аякс поджал трубку плечом и достал из холодильника пиво. — Спасибо. Схожу обязательно.
— А в том случае, если у вас возникнут вопросы, — продолжал архивариус несколько торжественным и загадочным тоном, — а я почему-то уверен, что вопросы у вас обязательно возникнут — так вот я буду готов ответить на них в реакторе.
— Где, простите?
— В
Аякс собрался открыть бутылку, но только взмахнул открывалкой.
— Откуда вы знаете?
— Потому что сижу там уже лет сто, — сказал архивариус.
— Я не о ванне. Откуда вам известно про мое ранение?
— У нас маленький город, господин контрразведчик.
На кладбище после полудня и в самом деле переносили могилы. Тут остро пахло сырой землей и прелью. Аякс, наблюдая за неспешной работой могильщиков из-за ограды, с удивлением признал в одном из рабочих сержанта Клапрота. Участок с просевшим грунтом был огорожен высокими матерчатыми ширмами. Поверх заграждения показывался крохотный, размером с совок лопаты, ковш миниатюрного экскаватора. Выкопанные гробы — с соответствующими надгробьями в изголовье — рабочие временно составили недалеко от ограды. В одном ветхом прогнившем гробу сквозь дыры виднелись кости. При этом в верхней части памятника у изголовья гроба Аякс ясно рассмотрел выбитое клеймо cenotaph. Из пяти остальных надгробий два еще имели это клеймо, но из-за того, что гробы сохранились практически невредимыми, определить, какой из них пуст, а какой нет, было нельзя.
Архивариус, как и обещал, ждал Аякса в радоновом бассейне. На нем была резиновая шапочка и очки-консервы для плавания. В ответ на приветствие Аякса старик молча кивнул в сторону раздевалки. Аякс, разоблачившись, подпер скамьей секцию ящиков, которые служили прикрытием для тайного хода Арона.
— Ну так объясните, — сказал он, спустившись в бассейн и встав у бортика против архивариуса, — в чем смысл всех этих погребальных подтасовок? Я только что видел выкопанный гроб — с костями и с меткой «кенотаф» на могильной плите. Зачем?
Архивариус не ответил, так как в соседнем сероводородном зале что-то с грохотом упало, тяжело отдав в пол, и послышался дружный старушечий вопль, перешедший в лепет и причитанья. Приглядевшись к старику внимательней, Аякс понял, что тот, очевидно, был не в себе. Архивариус напоминал сейчас обиженного ребенка, который дул губы не столько от обиды, сколько оттого, что боялся расплакаться.
— Вы хорошо себя чувствуете? — сказал Аякс.
Тут старика будто прорвало.
Первое время из-за возбуждения, брызжа водой, он больше жестикулировал, нежели говорил. Понять его было совершенно невозможно. Аякс даже хотел снять с него очки, дабы убедиться, что это именно тот человек, который рассказывал ему историю рудника. Однако помалу архивариус успокоился, его голос перестал срываться в хрип, речь обрела связность. И все же то, что он говорил, казалось Аяксу еще большей околесицей: что рудник продолжал работать на полную катушку, что золота в нем было еще на два века, и не в руде, а в россыпях и самородках, что эти-то секретные жилы разведал и утаил старший ле Шателье, что золотые эшелоны до сих пор тайком утекают из Горы, и тот, кто греет на этом руки, имеет право на памятник без тавра, а тех, кто попроще, таких как он, тех — в кентавр к чертовой матери, хорошо еще, что не братскую могилу…
— Да вы послушайте, что вы говорите! Вы в своем уме? — перебил Аякс старика. — Что с вами?
— А то, мил человек… — сказал архивариус, тяжело дыша. — То, что после всего виденного и слышанного ты, коли совести имел хотя бы на грош, не с девками по койкам бы кувыркался, а делом занялся. Или думаешь, если предшественника твоего не отрыли сегодня, то не лежит он под тавром? Рядом лечь не боишься?
— Отлично, — Аякс ударил по воде рукой. — Тогда хотя бы дайте мне не эту чушь, а то, что можно показать в суде. Я один и уже под следствием, а вас тут — целая гора! Хорошее дело. Весь город — либо на солнышке, либо в воде!