Столпы Земли
Шрифт:
— Но ты можешь без труда достать их, — спокойно сказал Уолеран.
— Где? — И внезапно Уильяма осенило: — Ты дашь мне?
— Не будь таким дураком, — сказал епископ со снисходительностью в голосе, от которой Уильям чуть было не взорвался. — Для этого есть иудеи.
Уильям осознал со смешанным чувством пробудившейся надежды и горькой обиды, что Уолеран в очередной раз оказался прав.
Два года прошло с тех пор, как в кладке верхнего яруса окон появились трещины, но Джеку так и не удалось найти способ
Джек стоял на подмостках высоко над землей, внимательно рассматривая новые трещины, и размышлял над тем, как бы скрепить верхнюю часть стен.
Внизу они были достаточно укреплены. Наружная стена имела мощные подпорки, которые соединялись со стеной нефа полуарками, скрытыми в крыше придела. От этого весь придел казался изящным и легким.
Ему надо было во что бы то ни стало применить то же решение и для верхней части стен. Можно было сделать боковой придел в два этажа и просто повторить на втором тот же замысел с подпорками; но тогда свет, падавший через окна второго яруса, не смог бы попадать в собор, а главным желанием Джека всегда было сделать свое творение светлым и воздушным.
Конечно, не сам по себе придел поддерживал нижнюю часть стен собора, а мощные подпорки в боковой стене и полуарки, соединявшие ее с нефом. Придел был задуман, чтобы скрыть от глаза жесткие элементы конструкции. Если бы ему удалось обойтись на втором этаже только одними подпорками и полуарками, не обкладывая их камнем, тогда он смог бы решить задачу.
Снизу его кто-то окликнул.
Джек нахмурился: опять его сбили с мысли. Он посмотрел вниз и увидел приора Филипа. По винтовой лестнице он спустился на землю. Филип был настолько разгорячен, что от него, казалось, шел пар.
— Ричард предал меня! — выпалил он с ходу.
— Как? — удивился Джек.
Филип ответил не сразу.
— И это после всего, что я для него сделал! — Он весь бурлил от негодования. — Я покупал у Алины шерсть, когда весь свет отвернулся от нее; если бы не я, она бы никогда больше не встала на ноги. Потом я дал ему работу, назначил начальником стражи. А в прошлом году, в ноябре, именно я первым сказал ему о мирном договоре, и он сумел захватить Ерлскастл. И вот теперь, когда он вернул себе графство и правит всем в округе, он словно перестал замечать меня.
Джек никогда не видел Филипа таким рассерженным. Его выбритая голова раскраснелась от негодования; ругаясь, он брызгал слюной во все стороны.
— Так в чем же его предательство? — спросил Джек.
Филип в очередной раз как бы не услышал вопроса.
— Я всегда знал, что у Ричарда слабый характер. Он все эти годы палец о палец не ударил, чтобы помочь сестре, только брал и брал у нее, совсем не считаясь с ней. Но я никогда не думал, что он такой законченный негодяй.
— Да
— Он не пустил нас в каменоломню, — ответил Филип.
Джек не знал что сказать. Чудовищная неблагодарность, иного слова не подберешь.
— И чем же он объяснил свое решение?
— Ты же знаешь, что вся собственность теперь должна быть возвращена тем, кто обладал ею при старом короле Генрихе. А каменоломня была дарована нам Стефаном.
Алчности Ричарда, конечно, трудно было дать объяснение, но Джек, в отличие от приора, сохранял большее спокойствие. Строительство собора было уже наполовину закончено, камня они купили достаточно, так что дальше как-нибудь выкрутились бы.
— Строго говоря, я думаю, это его право, — рассудительно сказал Джек.
Филип вновь взорвался:
— Как ты можешь говорить такое?!
— Вспомни, примерно так же ты поступил со мной. Я принес тебе Плачущую Мадонну, создал проект нового собора, построил стену вокруг города, чтобы защитить тебя от Уильяма, а ты в ответ запретил мне жить с женщиной, которая стала матерью моих детей. Это ведь тоже своего рода неблагодарность, не так ли?
Такое сравнение вызвало у Филипа новый приступ ярости.
— Это совсем разные вещи! — закричал он. — Я никогда не добивался того, чтобы вы жили порознь! Ты ведь знаешь, Уолеран не разрешил ей развод. А закон Божий гласит, что прелюбодеяние является тяжким грехом.
— Я уверен, что и Ричард найдет что ответить, — сказал Джек. — Не он ведь издавал указ о передаче собственности. Он только исполняет его.
Зазвонил полуденный колокол.
— Есть разница между законами Господа и законами, принятыми людьми, — сказал Филип.
— Но мы должны жить в согласии с теми и другими, — ответил Джек. — А теперь, извини, мне пора, иду обедать с матерью моих детей…
И ушел, оставив Филипа один на один со своими мыслями. На самом деле Джек не считал его таким же неблагодарным, как Ричард, просто ему показалось вдруг, что его резкость по отношению к приору поможет облегчить душу. Он решил сегодня же поговорить с Алиной насчет каменоломни; может быть, ей удастся убедить брата пойти навстречу Филипу.
Джек вышел с монастырского двора и пошел по почти безлюдным улицам города в свой дом, где он жил с Мартой. Алина с детьми, как всегда, были в кухне. Голод отступил, прошлый урожай выдался богатым, и еда у них была уже не такой скудной: на столе стоял поднос с пшеничным хлебом, блюдо с жареной бараниной.
Джек поцеловал детей. Салли в ответ чмокнула его нежным детским поцелуем, а Томми, которому исполнилось уже одиннадцать и который изо всех сил старался казаться взрослым, лишь подставил свою щеку и тут же смутился. Джек улыбнулся, но ничего не сказал: ему сразу вспомнилось, что и сам он в детстве считал поцелуи страшной глупостью.
Алина была явно чем-то обеспокоена. Джек сел рядом с ней на лавку и сказал:
— Филип очень сердит из-за того, что Ричард не пускает его в каменоломню.