Столпы Земли
Шрифт:
— Не бывать этому! — Это было против приказа Филипа говорить в здании капитула тихо и рассудительно.
Монахи одобрительными возгласами поддержали его, но тут Джонатан, показав еще раз всем свою мудрость, задал решающий вопрос:
— А что мы можем сделать?
— Надо ответить отказом на пожелание короля! — сказал повар Бернард, который с каждым годом становился все толще и толще.
Несколько голосов поддержали его.
— Мы напишем королю, что изберем того, кто нас больше устраивает! — сказал Стивен. И робко добавил: — С Божьей помощью, разумеется.
— Я не согласен,
— Джонатан прав, — поддержал его Филип. — Человек, который проигрывает битву своему королю, может рассчитывать на снисхождение; тот же, кто одерживает победу, чаще всего обречен.
— Но ты же просто сдаешься! — взорвался Стивен.
У Филипа в душе тоже бушевали страсти, но ему приходилось соблюдать внешнее спокойствие.
— Стивен, держи себя в руках, прошу тебя, — сказал он. — Мы, конечно же, должны всеми силами бороться против этого назначения. Но делать это следует умно и осторожно, избегая открытого столкновения.
— Так что же нам делать? — спросил Стивен.
— Пока не знаю, — ответил приор. Поначалу он чувствовал себя подавленным, но сейчас решимость вновь просыпалась в нем. Эту битву он вел год от года всю свою жизнь. Начиналась она здесь, в монастыре, когда он одолел коварного Ремигиуса; потом перекинулась на всю округу, и ему пришлось противостоять Уильяму Хамлею и Уолерану Бигоду; и вот теперь предстояло вести борьбу по всей стране. Он бросал вызов самому королю Англии.
— Думаю, мне надо отправиться во Францию, — сказал Филип. — Повидаться с архиепископом Томасом Бекетом.
В самые тяжелые времена Филипу всегда удавалось найти выход из трудного положения. Всякий раз, когда его монастырю или его городу угрожала смертельная опасность, он умудрялся придумать не только как защититься, но и как нанести ответный удар. Не всегда, правда, он был уверен в успехе, но не было случая, чтобы он растерялся и не знал, как поступить. Сейчас, похоже, настал именно такой момент.
Он все еще пребывал в растерянности, когда ступил на землю городка Сене, к юго-востоку от Парижа, во Французском королевстве.
Местный собор был одним из самых крупных, которые ему приходилось видеть на своем веку. Неф в поперечнике был никак не меньше пятидесяти футов. В отличие от собора Кингсбриджа, этот был не таким светлым, но внутреннее пространство его поражало глаз.
Путешествуя по Франции первый раз в своей жизни, Филип словно открывал для себя, какое разнообразие царило в архитектуре церквей; он понимал, как все это отразилось на ощущениях и замыслах Джека, откуда у того появилось сразу так много новых идей. Особенно остро он почувствовал это, когда посетил знаменитый собор в Сен-Дени. Попали ему на глаза и две церкви с парящими, как у Кингсбриджского собора, опорами: наверное, местные мастера столкнулись с теми же трудностями, что и Джек, и нашли похожее решение.
Филип не мог не засвидетельствовать свое почтение архиепископу Сенса Уильяму Белые Руки, талантливому молодому священнику, который доводился племянником последнему королю, Стефану. Архиепископ
Путешествовал он налегке, что было не совсем привычно для приора одного из богатейших монастырей Англии; сопровождали его только два воина для охраны, молодой монах по имени Майкл Бристольский — в качестве помощника, да была у него вьючная лошадь, на которой он вез священные книги, переписанные и разрисованные в монастырской скриптории Кингсбриджа для подарков аббатам и епископам, принимавшим его по пути. Книги были очень дорогими и никак не вязались со скромной свитой, сопровождавшей Филипа. И поступил он так намеренно: ему хотелось, чтобы люди испытывали уважение не к приору, а к монастырю.
Неподалеку от северных ворот Сенса, на залитом солнцем лугу, взору его открылось старинное аббатство Сен-Коломб, где последние три года жил архиепископ Томас. Один из приближенных Томаса тепло приветствовал его, велел слугам позаботиться о лошадях, распорядился насчет багажа и проводил Филипа в дом для гостей, где сейчас жил архиепископ. Приор вдруг подумал о том, что изгнанники с таким удовольствием принимают гостей с родины не только из чувства ностальгии, но и потому, что им необходима была помощь и поддержка соотечественников.
Филипа и его помощника накормили, угостили вином и представили ближайшему окружению архиепископа. Все они были священники — молодые и, как показалось приору, достаточно умные. Вскоре Майкл уже горячо спорил с одним из них о пресуществлении. Филип отпил немного вина и молча слушал их разговор. Один из священников, видно не выдержав, спросил:
— А что ты думаешь об этом, отец Филип? Мы еще не слышали твоего слова.
Филип улыбнулся:
— Сложные теологические споры менее всего занимают меня в данную минуту.
— Почему же?
— Потому что они найдут свое разрешение в будущем, а пока их можно отложить до лучших времен.
— Хорошо сказано! — послышался чей-то голос. Филип поднял глаза и увидел вошедшего архиепископа Кентерберийского Томаса.
Он был высок, сухощав и очень симпатичен; его высокий лоб, ясные глаза, чистая кожа и темная шапка волос притягивали к себе. Томас был лет на десять моложе Филипа. Несмотря на все несчастья, свалившиеся на его голову, виду него был живой и бодрый. Приор сразу отметил, что архиепископ был очень привлекательным мужчиной; может быть, этим и объяснялся его стремительный взлет.
Филип преклонил колено и поцеловал ему руку.
— Очень рад познакомиться с тобой! — сказал Томас. — Я всегда хотел побывать в Кингсбридже, столько слышал о твоем монастыре и о замечательном новом соборе.
Филип был очарован и польщен.
— Я приехал повидаться с тобой, — сказал он, — потому что король поставил под смертельную угрозу все, чего мы достигли за многие годы.
— С нетерпением жду твоего рассказа. Пройдем в мои покои. — Томас повернулся и вышел.
Филип последовал за ним, довольный и вместе с тем охваченный тревогой и волнением.