Стопроцентный американец (Исторический портрет генерала Макартура)
Шрифт:
Зал заседания был торжественно-мрачноватым. С тяжелыми люстрами, тяжелыми, красного дерева креслами. На стенах висели портреты в цвета темного золота рамах выдающихся деятелей филиппинской ложи. Рядом с портретом Дугласа Макартура портреты Элисальде, Сориано, Собеля, Мадригаля. Пользуясь тесными связями с этими филиппинскими супербогачами (по сути, они были членами промышленных, финансовых кланов США и Западной Европы) как по линии бизнеса, так и по административной, Д. Макартур умело и выгодно распоряжался как теми 200 тысячами долларов, которыми стал располагать после женитьбы на Джин Фэрклос, так и новыми, уже своими финансовыми "ручьями", превратившимися в довольно полноводные "реки", которые начали течь в генеральские сейфы после того, как он занял, по существу, главное место в американской
Если Артур Макартур приобретал ("на самом деле, свидетельствовал филиппинский историк, просто захватывал и присваивал") землю, то сына больше интересовало то, что под землей. Он сам как-то признался, что является "владельцем акций филиппинских горнорудных компаний, приобретенных на бирже за много лет до начала войны". Д. Макартур завладел золотыми приисками "Антамок" и хромовыми рудниками "Акохое", стал компаньоном миллионера Сориано и не только в горнорудном, но и в пивоваренном деле. Д. Макартур к тому же сделался хозяином (почти полноправным) весьма доходного отеля "Манила", вложил капиталы в другие многочисленные предприятия.
Вот что пишет в связи с этим крупный исследователь, известный филиппинский историк Ренато Константине:
"Получая огромные деньги как фельдмаршал и военный советник, Д. Макартур очень выгодно вкладывал их в акции горнорудных компаний. Он эксплуатировал связи с должностными лицами на самом высшем уровне и с богатейшими бизнесменами, что давало ему возможность мудро использовать свои капиталы, практически без всякого риска промахнуться или проиграть".
Д. Макартура поэтому можно рассматривать как классический образец американского предпринимателя, вывозящего капитал за рубеж, и в то же время как представителя бюрократической буржуазии, паразитирующего на государственном аппарате. В руках генерала-фельдмаршала сосредоточивались выгодные заказы, обеспечение всякого рода льгот предпринимателям, послаблений. Военный чиновник, стригущий купоны (и немалые) со своего высокого поста, сочетался в Д. Макартуре со "стопроцентным американским бизнесменом", стригущим дивиденды с акций. Одним словом, в одном мундире, помогая друг другу, действовали два дельца. Когда 10 августа 1936 года Макартура торжественно приняли в масоны (они, в свою очередь, нуждались в поддержке американской военной власти), он сразу стал своим человеком в высших финансовых и промышленных кругах. Одновременно это был крупный шаг и на американский финансовый Олимп.
Биографы отмечают, что успешное вхождение в клуб бизнесменов даже внешне благотворно сказывалось на Макартуре. "В 60 лет он выглядел сорокалетним мужчиной,- пишут биографы,- редеющие, но достаточно густые, а главное, темные волосы, пытливый, живой взгляд, высокая стройная фигура". Да, жизнь миллионера оказывала благоприятное воздействие.
В течение шести лет Макартур, Джин и их маленький Артур наслаждались покоем, миллионерским комфортом и роскошью гостиницы "Манила". Джим Шоу в статье "История делалась в отеле "Манила" писал: "Генерал обычно расхаживал по веранде, окружавшей его комнаты, любуясь красочными закатами над Манильским заливом, парочками и семьями, прогуливавшимися в парке Лунета. Он наблюдал, как приближалась "Чайна Клиппер" - летающая лодка - и как она садилась на гладь залива после пятидневного перелета, открыв тем самым первую трансокеанскую коммерческую авиалинию". Ну совсем как у Пульмана, Форда, Карнеги, Поупа!
Кроме чтения и созерцания предзакатной Манилы, кроме цветов и хорошего трубочного табака, Д. Макартур любил кинематограф. Каждый вечер, за исключением воскресенья, к гостинице "Манила" подкатывал черный лимузин (кстати, он и сейчас стоит в музее форта Сант-Яго под фельдмаршальским флагом, на номерном знаке цифра 1), ровно в 8.45 в него садились Макартур и Джин, в 8.50 их уже ждали специально отведенные ложи в кинотеатрах "Идеал", "Лирик" или "Метрополитен".
Генерал любил прямолинейных, понятных героев. Они должны были четко делиться на плохих и хороших, добрых и злых, ему не нравились фильмы со сложной интригой, философские, с запутанным сюжетом. Любовь к кинематографу Макартур пронес через
Особый, повышенный интерес вызвали у "Американского кесаря" ленты, в которых показывали И. В. Сталина.
"Иосиф Сталин,- пишет У. Манчестер,- на экране заставлял его (Макартура) садиться на краешек кресла-качалки, он смотрел с напряженным вниманием, следил за каждым жестом Сталина".
Угадывал родственную душу?
Иногда "Наполеон Лусона" выходил на главный бульвар Манилы. "Он нес себя так,- писал один журналист,- будто знал и никак не хотел выдавать какой-то чрезвычайной важности секрет". Только Христос, появись он на глади Манильского залива, мог бы, вероятно, вызвать у окружающих филиппинцев подобную реакцию - восхищение и радость при виде живого божества. "Люди испытывали желание немедленно сделать все, что прикажет этот великий американец",- рассказывал один из поклонников Макартура, корреспондент английской "Файнэншл тайме", работавший в Маниле до войны.
Филиппинский период жизни Д. Макартура, особенно перед войной, дает обильный материал для раздумий и нуждается в тщательном изучении. Когда его называют "Наполеон Лусона", разумеется не только географическое понятие, не только действия американского империализма в пространстве, имеется в виду и такое понятие, как бонапартизм.
"Бонапартизм,- писал В. И. Ленин в статье "Об оценке текущего момента",- есть лавирование монархии, которая вынуждена завуалироваться, чтобы не упасть, заигрывать, чтобы управлять, подкупать, чтобы нравиться, брататься с подонками общества, с прямыми ворами и жуликами, чтобы держаться не только на штыке" (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 17, с. 273-274).
Конечно, фельдмаршал не монарх. Но вместе с этим званием Д. Макартур приобрел огромную власть над Филиппинами (назвали же его Наполеоном!), он делил ее только с верховным комиссаром США и в меньшей степени с президентом автономных Филиппин. Тем не менее в этом триумвирате он был главным. Далеко не случайно его все чаще стали называть "Американским кесарем". "Наполеон Лусона", поставленный на уровень деятеля провинциального масштаба, покоряющего "небольшой архипелаг" для "больших Соединенных Штатов", поднялся в своем провинциализме до мировых высот (кто-то из мудрых сказал, что и среди бездарей есть свои великие люди), ибо благодаря стечению обстоятельств, советам помощников, а главное - периоду, когда США "созрели" для более активной экспансионистской политики, сумел породить у американской буржуазии иллюзию, что в такой же Лусон можно превратить весь мир. Более того, Д. Макартур подталкивал к активным действиям тех, кто побаивался масштабности претензий, придавал дополнительные силы тем в США, кто выступал за строительство "Pax Americana" (мир по-американски).
Вне всякого сомнения, генерал Макартур с его штабом представлял весьма эффективную часть колониального механизма США. Его действия, тактика и стратегия способствовали утверждению политического, экономического и военного господства Соединенных Штатов. Здесь Макартур обнаружил гибкость, умение оценить политическую ситуацию, а главное, уловить намечающиеся тенденции, понять расстановку сил, представить, как в будущем могут разворачиваться процессы на архипелаге. Американские и филиппинские историки порой сводят роль Макартура к чисто военным делам. Это неверно. Ее чаще следует сводить к делам политическим. И здесь "Наполеон Лусона" продемонстрировал удивительные способности. Представляется, что главным достижением, с точки зрения проводников экспансионистской политики США, свидетельствующим о мудрости и дальновидности наместника Вашингтона,- это работа по укреплению и расширению филиппинской элиты, являющейся своеобразным посредником между колониальной администрацией, американскими промышленниками и нацией.