Сторно
Шрифт:
– Т-ты… т-ты…, -на его багровой физиономии вздулись вены, он начал заикаться, и мне показалось, что вот-вот мог закатиться. От ощущения гадливости захотелось сплюнуть, и я еле сдержался.
– Что здесь происходит? – На входе показался капитан ГБ, привычным движением сгоняя складки чистой и выглаженной гимнастёрки назад.
– Диверсанта задержали… задержал. А он идти отказывается, – протараторил старлей и, поняв, что глупость сморозил, зыркнул по сторонам, будто злобный крысёнок.
– Что значит, отказывается? – капитан
– Н-нет. Просто идти не хочет, – старлей отрицательно затряс головой, потом втянул голову в плечи. На него было жалко и противно смотреть.
– Доставить арестованного в мой кабинет, – непререкаемым тоном произнёс гебешный капитан и повернулся.
– Это кто тут арестованный? – Я продолжал стоять, заложив большие пальцы рук за ремень.
– Вы что не слышали!! – прикрикнул капитан ГБ на энкаведешников и пронзил меня взглядом.
Те шагнули вперёд, а я улыбнулся и погрозил им пальцем, они поспешили сделать два шага назад.
– Это что такое! – особист от удивления выпучил на меня глаза. – Сопротивляться советской власти?!
– Ну, что вы, товарищ капитан, такое говорите. Если ваше партийное руководство узнает, что вы лично себя отождествляете с советской властью, я вам не позавидую. А по поводу ареста прошу вас предъявить обвинение и ордер с подписью военного прокурора.
Капитан ГБ задохнулся от возмущения и тоже начал заикаться, как и старлей, который уже почти впал в прострацию. Доведённый до белого каления гебешный начальник выпучил глаза и завопил благим матом:
– Комендантский взвод в ружьё!!
В штабе началась бестолковая беготня, будто на них внезапно высадился немецкий десант. Я спокойно наблюдал за этой мурмурацией и всё более убеждался, что во время войны людей не столько гнетёт осознание близкой неотвратимой смерти, сколько повсеместная сверху донизу жестокость и подлость начальства, разгул самодурства и начальственного насилия. Действительно, война – самая большая мерзость на свете, которую придумали люди, но неизмеримо хуже внутренний повальный террор против своих соотечественников.
Из дверей стали выбегать красноармейцы комендантского взвода и строиться у ступеней. Не дожидаясь доклада лейтенанта с повязкой дежурного, капитан истошно заорал, указывая на меня:
– Арестовать преступника!!
Не зная, как такой толпой взять одного человека, комендачи окружили меня плотным кольцом. Но, поскольку гебешники старались держаться от меня подальше и упирались, то кольцо окружения сильно уплотнилось.
– Чего застряли, схватить его!! – грозное выражение лица капитана плавно перетекало из яростного в паническое и обратно.
– А, ну, все отошли назад! – раздался звонкий голос Сашки. – Быстро отошли от командира, тыловые крысы!
Плотное окружение распалось на отдельных растерянных бойцов, расширилось и поредело, и я увидел, что все мои орлы образовали второй круг, ощетинившийся
Капитан был похож на загнанного в угол волка. Непроизвольно он встал в борцовскую стойку и оскалил зубы. Пилипенко уже начал отцеплять вторую сорокапятку, когда на площадь влетела эмка комкора. Генерал выскочил из машины, несколько секунд озирался, ничего не понимая. Такое количество набычившихся вооружённых людей кого угодно могло ввести в заблуждение.
– Смирно!! – крикнул Петров, оглядел замершую толпу и, внушительно сдвинув брови, уже спокойно и строго спросил: – что здесь происходит? Отвечайте, – ткнул он пальцем в Сашку, которого сразу узнал.
– Так, товарищ генерал-майор, нашего командира арестовывают. Ни за что! Он только к лестнице подошёл, и сразу старший лейтенант пистолетом стал ему угрожать. А мы защитить хотели. Как же нам без командира?
Комкор глянул поверх толпы, увидел капитана и махнул ему рукой. Пока гебешник пробирался к начальству, я начал наводить порядок.
– Внимание рота! В две шеренги становись! Командиры взводов построить людей!
Мои бойцы быстро разобрались и выстроились перед зданием, а гебешники и караульный взвод сбились в кучу и продолжали топтаться, озираясь по сторонам, пока кто-то не догадался выстроить их напротив входа.
– В чём дело, товарищ капитан государственной безопасности?
– Здравия желаю, товарищ генерал-майор. Вот этот сержант оказал сопротивление органам безопасности.
– И как же он его оказал?
– Отказался подчиниться при аресте.
– Каком аресте? Кто приказал?
– Так, старший лейтенант государственной безопасности Достанюк сказал…
– Интересно. Оказывается, вам теперь старший лейтенант приказывает.
– Нет, конечно, но…, – капитан ГБ покраснел, смутился и оглянулся, не видит ли кто его неуверенность.
– Вот что, товарищ капитан государственной безопасности, об этом инциденте забудьте. Эта рота вчера днём и сегодня ночью разгромила танковую дивизию Неринга. А этот сержант, вернее, старшина Батов Василий Захарович командир этой роты.
– Я-ясно, товарищ генерал-майор, не знал, промашка вышла. Ну, Достанюк, я тебе покажу «диверсант».
– Товарищ капитан государственной безопасности, успокойте старлея. Это непростая рота. Следующий раз они его могут крепко обидеть.
Проходя мимо, капитан ГБ внимательно всмотрелся в моё лицо, а я кивнул ему и отдал честь. Он удивлённо вскинул брови, скривился, и через секунду заминки ответил. «Что, тварь, не нравится горькая пилюля. Глотай и не морщись».
Генерал Петров направился ко мне, а я, чтобы не ударить в грязь лицом, повернулся к строю и скомандовал: