Шрифт:
Виталий Забирко
Сторожевой пес корпорации
Днем.
И ночью.
В пятидесятиградусную жару и в шторм, когда соленая пыль прибоя повисает над тропой, протоптанной им в прибрежных скалах, не спеша и не останавливаясь, шагал он вокруг острова.
Два часа - круг.
Восемь километров - круг.
А круг - десять тысяч шагов.
Его тяжелые остроносые полусапожки с самонарастающей металлической подошвой мерно крушили попадавшиеся на пути консервные банки из стекла, пластмассы и жести. Из стеклянных с хрустом выпрыгивали маринованные огурцы, громко
Часто на его пути попадалась жестяная банка с желтой наклейкой, и тогда где-то в подсознании неясно шевелилась мысль: "Ананасы?! Почему я до сих пор не ел ананасов?!" Но он наступал на банку и, хлюпая раздавленными дольками, шел дальше.
Два часа - круг.
Восемь километров - круг.
А круг - десять тысяч шагов.
Барт лежал ничком на широкой скалистой площадке, теплой и шершавой. Всей поверхностью своей кожи он чувствовал, как улетучивается пропитавшая его насквозь морская вода и утихает зуд в царапинках и ранках; впервые за семь дней он по-настоящему обсыхал и от удовольствия постанывал.
Барт поднял голову.
Прямо перед ним, шагах в четырех, на самом краю гранитной площадки стояла банка персикового сока. Самая обыкновенная литровая банка, жестяная, с синей этикеткой. Персики и бокал с желто-рыжим густым соком были нарисованы на этой этикетке. Барт привстал и на четвереньках подполз к банке. Он уже протянул руку, но тут чья-то тень пронеслась над ним, и нога, обутая в остроносые полусапожки, вышибла банку из-под рук Барта.
Банка ударилась об один уступ, второй... На третьем брызнула соком и покатилась дальше, становясь все меньше и меньше. Барт в оцепенении проводил ее медленным взглядом и только потом повернул голову. Над ним, широко расставив ноги, стоял какой-то человек. Если не считать полусапожек и тряпки вокруг бедер, совсем голый. "Абориген", - понял Барт.
– Зачем ты это сделал?
– спросил Барт.
Туземец не пошевельнулся. Смуглая кожа его отливала каким-то металлическим блеском; глаза смотрели в одну точку стеклянно и тускло, а на его животе - едва заметный овал туго натянутой кожи - Барт заметил очертания эволюционного ящика.
"Симбиот!" - вздрогнул Барт и непроизвольно отодвинулся в сторону. Ему стало дурно, будто он увидел протез на голом изуродованном теле. "Форма, подумал Барт, - форма... Единственное, что в тебе осталось от человека. Да еще тень..."
– Что ты здесь делаешь, на острове?
– снова спросил Барт.
– Охраняю продукцию Объединенной консервной корпорации, - равнодушно ответил симбиот и указал куда-то вниз, в котловину.
Барт тоже заглянул вниз. То, что он вначале принял за рябь в глазах, оказалось огромной фантастической грудой консервных банок. Барт, несомненно, пробирался по этой груде вверх, на скалы, но тогда он брел подальше от вдребезги разбитой лодки, от океана; соленой медузой плескались в его животе эти семь дней безумия и жажды; тогда Барт видел только круги, расплывающиеся перед глазами... Но теперь...
На скалах и в котловине, среди камней и на камнях, и
Сухим жестким языком Барт облизал губы.
– Послушай, - сказал он симбиоту и замолчал. "Бесполезно все это", защемило сердце.
– Послушай! Я возьму одну банку сока, только одну?
Симбиот молчал.
– Я заплачу, - продолжал Барт.
– Хорошо заплачу!
Барт лгал. В карманах не было ничего, кроме чудом уцелевшего перочинного ножа.
Робот не реагировал. Он неподвижно стоял, подставив солнцу блестящую спину Подзаряжался.
Барт знал - производство симбиотов из людей запрещено повсеместно сотнями конвенций и федеральными законами; здесь, на острове, эти конвенции и законы нарушены дерзко и навсегда. Ему стало страшно: умереть от жажды и голода здесь, среди такого изобилия...
Барт вздрогнул и посмотрел на симбиота. Мерной дробью забила кровь в висках, руки Барта дрожали.
– Ты один здесь, на острове?
– спросил Барт как можно спокойнее.
– Да.
Отлегло. "Не спеши!" - приказал себе Барт, но тело его била нервная лихорадка.
Барт сорвался с места и бросился к целой консервной банке, стоявшей на краю гранитной площадки. Симбиот успел раньше: молнией метнулся к обрыву и ударом ноги вышиб ее из рук Барта. Ударил мастерски, видно, в бытность свою человеком отлично играл в футбол. Носком полусапожка он поддел банку так, что она закрутилась вокруг оси, а сам резко остановился на самой кромке обрыва. И тогда Барт совсем несильно, чтобы не свалиться самому, толкнул его в спину. Симбиот дернулся, попытался вновь обрести равновесие, но все же не удержался и, как-то странно сложившись, покатился в пропасть.
Барт отвернулся и, схватив первую попавшуюся банку, воткнул в нее свой перочинный нож.
Это были консервированные яблоки, залитые терпким и вязким сиропом. Барт пил его жадно, не замечая рваных краев банки, порезал губы, но продолжал глотать, придерживая выпадающие яблоки ладонью. Отбросил банку и сразу же почувствовал неутоленную жажду. В углу на солнцепеке увидел треугольную пластиковую пирамидку с пивом.
Пиво было ледяным, и Барт пил медленно, глоток за глотком.
Над морем, далеко-далеко, показалась прыгающая в мареве горячего воздуха точка, постепенно разрастаясь в транспортный контейнер. Вот уже видны черный фюзеляж и ярко-оранжевые буквы: "Объединенная консервная корпорация".
Контейнер-автомат завис над котловиной, с треском разломился и вывалил из своего чрева груду консервных банок. Консервная корпорация ликвидировала излишки продуктов. Контейнер развернулся и полетел назад.
Барт помахал рукой. Так, на всякий случай. Покричал вслед. Безрезультатно.
От симбиота остались только исковерканное туловище да две ноги, торчащие над валуном, Барт подошел поближе, стащил с симбиота полусапожки, обулся и присел на валун.
– Что-то слишком легко далась мне победа, - сказал он.
– Слишком легко...