Стоунхендж
Шрифт:
Сабан ничего не сказал. Послышался скатывающийся звук с крыши, когда масса снега соскользнула вниз по дёрну крыши.
— Но в Сэрмэннине, — продолжал Хэрэгг, — мы каждый год выбираем невесту солнца. Её выбирают весной, и на три месяца, — он неопределённо помахал рукой, показывая, что три месяца это приблизительно, — она сама становится богиней. А потом, в день Летнего Солнца, мы убиваем её.
— Убиваете её? — спросил Сабан, шокированный.
— Мы отсылаем её к Эрэку, — так Чужаки называли Слаола. — А в один год мы выбрали Мийю.
Сабан отшатнулся.
— Ты выбрал её?
— Жрецы выбрали её, — сказал Хэрэгг, — а я был жрецом. Моя
На его лице появилось выражение такого горя, что Каган начал скулить, и Хэрэгг наклонился и похлопал сына по руке, показывая, что всё в порядке.
Сабан подвинулся ближе к огню, натягивая шкуру на плечи, и спрашивая себя, потеплеет ли когда-нибудь в этом мире.
— Мой брат близнец был главным жрецом в Рэтэррине, и когда я сказал ему, что больше не верю в жертвоприношение, он разрешил мне стать торговцем. Его зовут Скатэл. Ты встретишься с ним, если он ещё жив.
Что-то в том, как Хэрэгг произнёс имя своего брата, допускало, что Сабану нежелательно встречаться со Скатэлом.
— Твой брат всё ещё главный жрец?
Хэрэгг пожал плечами.
— Он лишился рассудка, когда были украдены сокровища, и сбежал в горы. И я действительно не знаю, жив ли он, или мёртв.
— Кто украл сокровища? — спросил Сабан.
— Его имя никогда не произносят вслух, — ответил Хэрэгг, — но он был сыном нашего вождя, и хотел сам стать вождём. Кроме того, у него было три старших брата, которые все были более сильными людьми, чем он. И он похитил сокровища племени, принеся несчастье в Сэрмэннин. Он прослышал о Санне и поверил, что она сможет использовать сокровища для колдовства, которое уничтожит его отца и братьев, и сделает его вождём. Мы знаем об этом, так как он рассказывал всё своей женщине, а она рассказала нам перед тем, как мы убили её. А затем Скатэл отвёл несчастья, убив вождя и всю его семью. Так что золото не попало к Санне, но Скатэл с тех пор сошёл с ума.
Он помолчал.
— И возможно, несчастья не отведены, я не знаю. Всё, что я знаю, это то, что мой народ сделает всё, отдаст всё, чтобы вернуть сокровища.
— Они должны отдать храм, — сказал Сабан, вспоминая, о чём Ленгар говорил ему в то утро, когда он стал рабом.
— Они должны слушать Камабана, — тихо сказал Хэрэгг, и вновь Сабана переполнило удивление, что его угловатый, искалеченный брат неожиданно приобрёл такую поразительную репутацию.
Несколькими днями позже, когда оттепель растопила часть снега на горных тропах, были доставлены ценные белые шкуры для Хэрэгга, и когда день стал удлиняться, Хэрэгг повёл Сабана и Кагана на запад. Якобы они отправились покупать топоры, сделанные из чёрного камня, которые высоко ценятся в южных краях, но Сабан подозревал, что существует и другая цель их путешествия. Прошло полдня пока, совершенно неожиданно, они не вышли на высокую гору, которая резко обрывалась морским утёсом. Сабан впервые увидел море, и этот вид вызвал у него стон. Он никогда даже не мог вообразить себе нечто такое тёмное, серое, холодное и злобное. Оно постоянно вздымалось и опускалось, словно мускулы играли под его усеянной белыми барашками поверхностью. Накатывая на землю, оно разбивалось на миллионы разносимых ветром
На следующее утро Хэрэгг повёл Кагана и Сабана на узкий мыс, выдававшийся далеко в море, а на его краю, наверху скалы, которая казалась покачивающейся в такт бесконечному грохоту моря, стоял храм. Это было довольно простое святилище, обычный круг из восьми высоких камней, но один камень стоял поодаль.
— Снова Эрэк, — сказал Хэрэгг, — где бы ты не оказался, обнаружишь, что поклоняются Эрэку. Всегда Эрэку.
Расположенный снаружи камень, предположил Сабан, указывал направление к месту восхода Летнего Солнца, и его тень пронзает круг, как и солнце даёт земле жизнь. Маленькие побеги сухого вереска лежали у подножия камней, следы молящихся, и даже постоянно завывающий морской ветер не мог унести прочь зловоние крови животных, принесённых в жертву в храме незадолго до этого.
— У нас в Сэрмэннине храм, подобный этому, — тихо сказал Хэрэгг, — и мы называем его Храм Моря, хотя он не имеет никакого отношения к Дилану.
Дилан, Сабан уже знал это, был богом моря в Сэрмэннине.
— Наш Храм Моря направлен не к восходящему солнцу, — продолжал Хэрэгг, — а смотрит туда, где оно садится в день Летнего Солнца, и будь моя воля, я разрушил бы его. Я взял бы его камни и швырнул бы их далеко в море. Я стёр бы его с лица земли.
— Из-за невесты солнца? — робко предположил Сабан.
Хэрэгг кивнул.
— Она умирает в Храме Моря, — он на несколько мгновений прикрыл глаза. — Она идёт в храм, облачённая в золото Эрэка, и там её обнажают, точно так же, как новобрачная предстаёт перед своим мужем, и посылают на смерть.
Хэрэгг обнял свои колени, и Сабан увидел слёзы на его лице, может быть, это было от ветра, который бросал и кружил в небе кричащих птиц. Сабан теперь понял, почему Хэрэгг пришёл в это высокое место, потому что отсюда он мог всматриваться в бескрайний простор над морем, где душа его дочери летала вместе с белыми птицами.
— Золото было подарком от Дилана, — продолжал Хэрэгг. — Сокровище было выброшено на берег в затонувшей лодке неподалёку от Храма моря. И таким образом наши предки решили, что это золото — подарок от одного бога другому, и вероятно, они были правы.
— Вероятно?
— Лодки иногда тонут, а торговцы из страны за морем иногда привозят нам золото.
Сабан нахмурился над скептицизмом в голосе большого человека.
— Так ты хочешь сказать … — начал он.
— Я ничего не хочу сказать, — свирепо повернулся к нему Хэрэгг. — Боги разговаривают с нами, и возможно, боги действительно послали нам золото. Наверное, Дилан затопил лодку и направил её на отмель под скалой, но для чего? — Хэрэгг сощурился от ветра. — Мы никогда не интересовались — для чего, мы просто увешивали девочку золотом, и убивали её, и делали это год за годом, год за годом!
Он теперь был очень разгневанный, и плюнул на храмовый камень, на котором всё ещё виднелась жертвенная кровь с прилипшими коричневыми волосками.