Стоунхендж
Шрифт:
— Может быть, — сказал он, — это не совсем то направление, но мне как-то проще идти, как человеку, а не как призраку.
— Так иди как человек, — донесся сзади ее нетерпеливый голос. — А еще лучше, как мужчина!
Томас всхрапнул, не зная, что кроется за ее словами, похвала или оскорбление, от женщины с лиловыми глазами можно ждать всего, молча двинулся между сталагмитами к переходу в другую пещеру.
Ход был тесен, но впереди уже было видно расширение. Томас вышел во вторую пещеру, задержал дыхание, ошеломленный. За спиной ахнула женщина и ухватилась за его
Это был гигантский зал для великанов. И он был полон воинов!
Томас медленно выпустил воздух из груди. Воины спали мертвым сном. Кто сидел, прислонившись к стене, кто лежал, подложив под голову щит, кто устроился, положив голову на ноги товарища. Все в полном вооружении древних времен. Томас не обнаружил ни одного в рыцарских доспехах, но топоры и мечи, пусть странные на вид, были устрашающего размера, а воины выглядели отборными — все матерые, крепкие, со вздутыми мышцами, нарощенными долгими упражнениями с оружием.
— Тихо, — шепнул он одними губами. — Не приведи Господь их разбудить...
— А что будет?
— Что будет, что будет, — передразнил он. — Не знаю, что будет. Но спят они до назначенного часа.
— Какого?
— Откуда я знаю? У каждого свой. Благороднейший король Артур спит вот так же в Авалоне. Встанет и спасет Британию, когда та будет в большой беде. Калика говорил, — голос Томаса прервался, дрогнул, но после паузы рыцарь поборол слабость, — говорил, что по всему свету в скалах и горах полно народу дожидается своего часа. Мгер Младший ушел в скалу, я, правда, не знаю, кто это, придет помогать своему племени, Святогор спит в горе, Скиф удалился в каменную стену Рипейских гор, выйдет, когда беда будет угрожать его скифам, войско Ядвиги спит под костелом... ну и много других еще, я не запомнил и малого, что перечислял калика. Понял только, что никто не явится спасать человечество. Все явятся спасать свое племя или народ от другого народа.
Она зябко передернула плечами.
— Ходи и боись, что наступишь на чью-то голову!
— Если верить Хайяму, как говаривал опять же калика, то мы все время ходим по чужим черепам...
— Кто такой Хайям?
— Не знаю. Наверное, иудей, что ускользнул из рук Кичинского.
На цыпочках и очень осторожно они пробирались между спящими. Те казались мертвыми, даже грудь не вздымалась, но когда Томас задел одного, у того рука шевельнулась мягко, а у трупа застывает быстро — Томасу приходилось бродить по полю брани, отыскивая павших друзей, знал разницу между погибшим только что или полдня назад.
Яра сказала вдруг негромко, голос был тихий, непривычный:
— Они счастливые...
— Почему?
— Проснутся в мире, где не будет войн, убийств, даже лжи и предательства...
— А кому они будут нужны? — фыркнул Томас. — Сами станут разбойниками. Пахать землю не умеют и не захотят, а с мечами расставаться не станут.
Он услышал сзади сожалеющий вздох:
— Жаль... А мне захотелось тоже заснуть с ними... И не просыпаться до лучших времен. Когда весь мир станет чист и светел. И тогда
— Времена не выбирают, — ответил он, не оборачиваясь. — В них живут и умирают. Мы все расставлены Богом на стенах в нужных местах огромной крепости, куда сносятся великие человеческие ценности, вроде чести, благородства, ну и всяких других, и мы должны защищать ее через века от врагов! Все защищать — мужчины, женщины, дети.
Уже когда перебрались в другой конец пещеры, Яра сожалеюще оглянулась. В глазах было странное выражение.
— Да, ты прав. Да и кто знает, что их ждет?.. Мир может погибнуть раньше, чем они проснутся.
— Но разве их не призовут при опасности?
Томас мотнул головой, приглашая двигаться за ним, и Яра послушно полезла через камни, обломки сталагмитов. Когда щель сузилась так, что дальше двигаться было нельзя, Томас буркнул невесело:
— Кто призовет?
— Ну... кто знает. Потомки.
— Даже я вижу, что мир изменился... Калика сказал бы, насколько. Эти воины в такой одежде, с таким оружием, что я в глаза не видывал. Кто их позовет, если уже нет таких народов?
Щель сужалась, наконец исчезла, словно рассосался старый шрам. Перед ними была каменная стена. Мелкие трещинки были не в счет, их сплющило под тяжестью так, что края плыли, как воск на солнце.
Факел догорал, Яра смотрела отчаянно. Копоть оседала на ее лице, она казалась Томасу печальным чертенком.
— Калика оставил тебе свой волшебный посох! — напомнила она.
— Если ты все же сумеешь прочесть те руны...
— При этом свете? — огрызнулась она.
Факел догорел, вспыхнул напоследок, и у Томаса заныло сердце. Женщина смотрела на него беспомощно, но в ее глазах было нечто такое, что у него вся кровь бросилась в конечности. Это последнее, что он видел, и она явно хотела, чтобы это было последнее.
Яра в полной тьме слышала его яростное дыхание. На миг ей показалось, что сейчас он возьмет ее в объятия, прижмет к сердцу, а его сердце забьется в унисон с ее сердцем, их дыхания сольются, и она ощутит себя надежнее в его могучих руках, а он почувствует себя нужным, утешая испуганную женщину...
Рядом грохнуло с такой силой, что она подпрыгнула, ударилась головой о низкий свод. «Убился, — мелькнула паническая мысль. — Боится умирать медленно и страшно...»
— Томас!
— Замри и не двигайся! — велел в темноте хриплый страшный голос.
Снова гремело и звякало, будто рыцарь со всей дури кидался на стены. Наконец затрещало. В лицо пахнуло удушливой пылью, Яра закашлялась. Внезапно она ощутила движение воздуха.
Блеснул слабый свет. Яра, согнувшись от кашля и протирая слезящиеся глаза, увидела, как рыцарь, перекосившись от натуги, налегал на волшебный посох. Другим концом всадил в щель, раздвигал ее, а навстречу пробивался лучик света.
Вскрикнув, она бросилась ему на помощь. Когда глыба вывалилась, они проползли в отверстие, где было сухо и был свежий воздух. Томас остался заталкивать глыбу на место, пусть богатыри спят и дальше, а Яра сперва ползком, потом на четвереньках выбралась на свободу.