Стоунхендж
Шрифт:
Хвостатая звезда пронеслась через полнеба, разрослась, за ней потянулся сноп искр. Томас углядел даже черное тело с растопыренными крыльями.
Земля дрогнула от тяжкого удара. В сотне шагов взметнулся сноп пламени, прогремел натужный рев. Ревел могучий зверь, немолодой, раздраженный. В реве слышалась угрюмая мощь и беспощадность.
Томас положил обнаженный меч на колени. Калика перевернулся на спину, сказал сонно:
— Не спишь?
— Заснешь тут...
— Добро...
Он засопел, повернулся на бок и попытался натянуть несуществующее
Дракон взлетел, видно было, как распростер крылья над лесом. Сноп огня вырвался из пасти. Томас наконец рассмотрел, что навстречу дракону стремительно двигается розовое пятно. Дракон был на половине пути к нему, когда оно превратилось в блистающее облако.
— Пресвятая Дева! — взмолился Томас. — Кто с кем дерется?
Облако приняло форму гигантского раскаленного копья. Дракон в последний миг метнулся в сторону, но дохнул жаром, вывернув шею. Хвост копья заискрился и рассыпался. Тут же копье обратилось в огромного зверя из огня и молний, метнулись один к другому навстречу, сшиблись в треске молний и грохоте, от которого задрожала земля.
— Сэр калика, сэр калика!
Волхв с неудовольствием приоткрыл один глаз:
— Опять не спится?
— Сэр калика, посмотри, как дерутся!
— Эка невидаль... Все время кто-то с кем-то бьется. Радуйся, что бьют не тебя.
— То-то и странно. Мы рядом, а кидаются друг на друга.
— Вот и смотри, зато не заснешь.
Дракон ревел и рвал когтями волшебного зверя, тот неустанно менял форму, однако дракон как-то удерживал, хватал пастью. Молнии полыхали так часто, что видно было только непрерывный трепещущий, как крылья бабочки, свет.
Женщина наконец проснулась, глаза были как два блюдца.
— Что это?
— Морды друг другу бьют.
— За что?
— Сэр калика считает, наши мешки делят.
Она смотрела непонимающе. Одна огненная стрела вонзилась в землю уже в десятке шагов. Противники взмыли выше, на миг исчезли за невидимыми в ночи тучами. Грохот стал глуше, молнии блистали темно-багровые, раскаляя и поджигая облака. Сверху накатила теплая волна, их обдало запахом паленой шерсти.
Томас с завистью покосился на калику.
— Никогда не понять мне отшельников... Страшатся нарушить какой-либо ритуал, а на такую драку даже не повел глазом!
— Может быть, ему грешно?
— Смотреть?
— Смотреть и не вмешаться — это нехорошо. Так нас учили в детстве.
Томас с удивлением покосился на девушку.
— Вас что, тоже в пещерах учили? У нас в просвещенной Европе даже короли не умеют читать и писать.
— Просвещенной?
— Ну, верой просвещенной. Это важнее, чем уметь складывать закорючки в слова. А сэр калика... Я думаю, не просыпается нарочно. По твоим словам, ему надо быть на чьей-то стороне... А он, судя по всему, и сам не знает, кто и за что дерется.
Лунный свет падал на ее лицо. Глаза
— Я вообще боюсь темноты, — призналась она вздрогнув.
— Такой, — ответил он искренно, — я тоже.
Из туч падали с ревом, скрежетом и в сполохах молний дракон и его противник, что начал расплываться туманом, исчезать... Уже едва заметной светящейся дымкой опустился за лесом, и вдруг там возникла темная мрачная гора, а на горе вырисовывался на все более светлеющем небе замок — с зубчатыми башнями, перекидными мостами, окруженный высокой стеной.
Дракон поднялся в воздух выше, кинулся на замок, как падающая лавина. Томас зажмурился и сжался в комок, когда дракон ударился грудью о замок. Земля затряслась, позже донесся густой гул, будто ударили в гигантский колокол. Томас видел, как дракон, будучи почти вровень с замком, перегнулся через стену, хватал страшной пастью башню.
Вдруг замок озарился светом, будто там лишь сейчас проснулись. Дракон яростно взревел, сшиб вторую башню, но свет слепил и жег, дракон ревел от боли и ярости.
Земля тряслась, воздух стал сухим и горячим. Томас смотрел на битву исполинов остановившимися глазами. Костер угасал, женщина бросила на багровые угли ветку. Томас опомнился, калика велел огонь поддерживать, швырнул остаток хвороста. Не занялось, женщина поспешно встала на четвереньки, дула на угли, смешно раздувая щеки. Багровый свет освещал ее лицо снизу, оно показалось Томасу чужим и страшноватым.
Костер наконец разгорелся, но рассвет явственно теснил тьму. Томас начал поглядывать на калику: будить, не будить? Заодно можно расспросить о странных противниках. Томас начал догадываться, почему калика спит. Дракон и волшебство могут драться всю ночь и весь день. Не лишать же себя сна или обеда.
Женщина решила за него: калика открыл от толчка один глаз, другой, сел, сладко потягиваясь.
— Черт-те что снится ночью.
— Да уж, — сказал рыцарь ядовито. Тяжелый удар потряс землю, подернутые серым пеплом угли подпрыгнули, запылали коротким ярким огнем. — Взгляни-ка туда.
Волхв почесался, зевнул, глаза были еще сонными.
— А, вот почему мерещилось всякое... Ты бы испек зайчика или хотя бы пару рябчиков. Дорога длинная!
Томас сказал обидчиво:
— Испечешь! Все зверье от страха попряталось под листья, дрожмя дрожит.
— Вот и бери голыми руками. А-а, ты ж умеешь только по-рыцарски, когда сотня загонщиков прямо на тебя выгонят оленя. Да еще и привяжут!
— Сэр калика, — сказал Томас дрожащим от негодования голосом, — я понимаю, что ты спал плохо, снилось что-то гадкое, но нехорошо все вымещать на мне!
— Нехорошо, — признал Олег сокрушенно. — Винюсь, сэр Томас. Как ты думаешь, если снится коза на веревке — к добру ли?
Томас указал пальцем через плечо, где противники метали друг в друга целые реки молний.