Стой, бабка, стой

Мак Иван

– Другого телескопа здесь нет.
– Проговорил Рэндис.

– Вы забываете про Глерский телескоп. Он не так далеко. Всего то полчаса лету на вертолете. Аппаратура там поновее чем здесь и профессора, думаю, помоложе и без претензий.

– Убирайся вон!
– Закричал Рэндис, подымаясь из-за стола.

Ирринг развернулся и молча пошел на выход.

Через полчаса он уже говорил с Дельсьеном. Тот был хмур и недоволен происшедшим.

– Профессор Рэндис уважаемый человек, а вы его оскорбляли.
– Произнес Дельсьен.

Ирринг некоторое время молчал, затем выложил на стол перед Дельсьеном

магнитофон, из которого послышались слова. Сначала Лера, затем профессора.

– Что это?
– Спросил Дельсьен.

– Я думал немного повеселиться, когда пришел туда в первый раз и захватил с собой диктофон. Слушайте, и скажите, чем я его оскорбил.

Дельсьен слушал. Запись вскоре закончилась и Ирринг выключил магнитофон.

– Вы не должны были с ним так говорить.

– Как так? Я всегда так говорил. С мэром города, например. Он не оскорблялся, а принимал все как шутку. Рэндиса больше задело не то как я говорил, а то, что у меня состояние в сто миллионов. Не понимаю я этого. Он сам заведует телескопом, стоимость которого больше пятидесяти миллионов и нате вам... Революционер чертов. Думаю, пятьдесят лет назад он расстреливал таких как я.

– Вам придется менять тему.
– Сказал Дельсьен.

– Почему?

– Потому что вы не сможете работать с Рэндисом. Другого радиотелескопа здесь нет. А про Глерский можете и не думать. Туда вас не допустят.

– Может, мне свой телескоп построить?
– Произнес Ирринг.

– Не говорите ерунды.

Ирринг не стал ничего доказывать. Ему незачем было выбрасывать деньги на ветер.

– Приходите завтра, тогда и поговорим.
– Сказал профессор и Ирринг ушел.

На следующее утро Дельсьена вовсе не оказалось на месте. Его лекции были отменены, а в обед весь университет облетела новость о кончине профессора Рэндиса. Ночью ему стало плохо. Приехавшие врачи определили у старого человека сердечный приступ и он скончался не дожив еще до обеда. На следующий день в университете был объявлен траур, отменены все занятия. Очень многие провожали Рэндиса и Ирринг ощутил, как люди смотрели на него. Не все, а те кто знал о том, что произошло в тот день перед смертью профессора.

Ирринг слушал слова людей. О том кем был Рэндис, о его мечтах, о его жизни. В молодости он действительно участвовал в революционном движении, во время войны руководил партизанским отрядом, а между этими политическими делами занимался наукой - астрономией, сделал не мало открытий, написал множество книг... Заслуг этого человека было сложно перечесть, как говорил один из ораторов.

На трибуне появился еще один человек. Он был пожилым и некоторое время примерялся к микрофону, а затем начал свою речь о Рэндисе о его революционных подвигах о десятках людей, которые попали под пытки по приказу Рэндиса о расстрелянных... Толпа загудела, а человек продолжал, говоря все громче и объявляя, что Рэндис был садистом, что его любимым занятием в партизанском отряде было пытать пленных. Оратор продолжал кричать, когда его стаскивали с трибуны. Он кричал о преступлениях Рэндиса и говорил что сам попал когда-то в его отряд как пленный и о том, что Рэндис лично участвовал в пытках...

Человека затолкали в полицейский фургон и увезли.

Следующий человек кратко высказался о

предыдущем ораторе, объявив его сумасшедшим.

– Он вовсе не сумасшедший! Рэндис был садистом!
– Закричал кто-то из толпы.

Кричавшего так же уволокла полиция. Теперь больше никто не кричал, а еще через несколько минут появился новый выступающий, который объявлял Рэндиса героем. Под конец он предлагал увековечить имя профессора и предложил назвать его именем столичный радиотелескоп, тот на котором Рэндис проработал более двадцати лет...

Ирринг не стал ничего больше слушать. Он ушел, сел в свою машину и уехал с кладбища, направляясь к местному участку полиции. Комиссар знал Ирринга лично и был несколько удивлен его просьбой о встрече с двумя задержанными.

– Они вам ничего не скажут.
– Сказал комиссар.
– Эти двое нам давно известны. Они постоянно устраивают беспорядки.

– Они сейчас в камере?
– Спросил Ирринг.

– Да.

– Тогда, посадите меня с ними.

– Вы шутите?

– Вряд ли они заподозрят студента.
– Сказал Ирринг.
– Я же не похож на миллионера с виду?

– Нет, но они могут знать.

– Не важно. Сделайте это для меня. Мне это нужно.

– Хорошо. Но, если что, кричите, охрана будет рядом.

– Не беспокойтесь. У меня первый разряд по вольной борьбе.

Ирринга посадили в камеру, грубо втолкнув туда так, что молодой человек растянулся на полу.

Охранники ушли. Один из них едва не прошел внутрь, что бы помочь Иррингу встать, но его задержал другой. Дверь в камеру захлопнулась. Ирринг поднялся и сел на нары. Перед ним были те самые двое.

– А тебя за что, студент?
– Спросил тот, что выступал.

– За то что хотел много знать.
– Ответил Ирринг, вытирая кровь с носа.
– Я им сказал про свободу слова, а они...

– Глупец.
– Усмехнулся человек.
– В этой жизни нет правды.

– Тогда зачем вы пошли выступать?

– Что бы им жизнь сладкой не казалась. Они же все там были.

– Где?

– Партизанили вместе с Рэндисом. На людей нападали, грабили, насиловали. Они были настоящими бандитами. А когда пришла армия стали героями.

– А вы как от них сбежали?

– Сбежали. Нашлись люди, которые были людьми, а не бандитами. Жаль только, что тот человек погиб. Судьба несправедлива.

– И у вас есть доказательства?
– Спросил Ирринг.

– Есть.
– Ответил человек и задрал свою рубаху. На его теле были следы старых ожогов.
– Это дело рук Рэндиса и его бандитов.
– И документы есть. Только они хорошо спрятаны, что бы ни одна сволочь не добралась. А ты, студент, зачем полез в это дело? Тебя веть и выпереть могут за него?

– Не выпрут.
– Ответил Ирринг.
– Они еще извиняться будут.

– Это почему?
– Спросил второй, молчавший до сих пор.
– У тебя родители какие нибудь шишки?

– Нет.
– Ответил Ирринг, усмехнувшись.
– Просто, я сам миллионер.

– Ты не врешь?
– Спросил первый.

– Не вру. Я попал к Рэндису по распределению, ну и мы с ним здорово поругались. Ему видите ли миллионеры не нравятся. А через две недели он меня вовсе выгнал.
– Ирринг фыркнул.
– Видимо, бог все же есть, коли он сдох на следующий день.