"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– Пусть. Пусть я глупая девчонка. Главное, что вы живы…
– Это Славуш тебе просил передать. А я скажу твоему отцу, чтобы он тебя отшлепал.
Спаска прикусила губы, стараясь сдержать смех, но он все равно пробился наружу. И Волчок подумал, что это и в самом деле смешно – Змай надышаться на нее не мог, даже голоса никогда не повышал.
Она смотрела на Волчка сверху вниз, и он вдруг смутился под ее взглядом, почувствовал себя смешным и неловким.
Мамонька исчезла незаметно и деликатно, еще больше смутив Волчка.
–
Спаска кивнула.
– Только не говорите Славушу, что я от него пряталась. Ладно?
– Расскажу, – ответил Волчок.
– Не надо. Ему будет… больно. Не надо.
– Ему и так больно. И страшно.
– Мне тоже было больно и страшно. – Она сглотнула. – Я думала… я думала, что вас арестовали. Там, на Дворцовой площади, по утрам вешают списки приговоренных. Я читала эти списки каждый день. Я ходила к башне Правосудия и слушала крики из подвалов. И думала, что услышу вас. Я не искала вас только на кладбище, потому что… тогда я бы просто не смогла больше жить.
Она поставила лампу на стол, медленно протянула обе руки и погладила его по волосам, словно хотела их расправить.
– Какое счастье, что вы здесь. Что вы живы. Я уже все передумала, все решила: что угодно – слепой, безногий, изуродованный, – лишь бы живой.
Волчок не смел шевельнуться и поднять на нее глаза.
– Не надо за меня бояться. Я же говорил, – сказал он. Получилось хрипло и неуверенно.
– Я не могу. Я и хотела бы не бояться, но у меня не получается. Мне сон про вас страшный приснился.
– Это я боялся за тебя. – Волчок наконец поднял взгляд.
– Почему вам можно за меня бояться, а мне нет?
– Потому что когда я что-то делаю, я знаю, чем рискую. А ты понятия не имеешь. Ни о том, чем рискуешь сама, ни подо что подставляешь других. – Волчок вздохнул – он вовсе не хотел на нее ворчать. – Я не обвиняю тебя. Ты и не должна. Я должен – а ты нет.
– Я бы ни за что сюда не пошла, но мне сказали, что от вас нет вестей.
– Ну и что толку в том, что ты сюда пришла? Глупая… – Волчок взял ее руку в свою. Маленькая была рука, совсем утонула в его ладони. Он говорил не то, что хотел сказать. Он хотел сказать, как благодарен ей за это.
– Вы промокли, Волче-сын-Славич. – Спаска улыбнулась грустной полуулыбкой. – Вам холодно, наверно…
– Я это переживу, – проворчал Волчок и погладил ее руку. Ему показалось, что он может поцарапать ее нежную кожу своей заскорузлой ладонью.
– Вы говорите одно, а думаете совсем другое, правда?
– Правда, – неожиданно для себя выговорил Волчок.
Она тоже погладила его по руке. Ее движение было медленным, изучающим – женским, а не детским.
– Я… жизнь за тебя отдам. Я для тебя все могу сделать, только попроси.
Она посмотрела на него снисходительно, с той же грустной полуулыбкой:
– Я бы попросила вас поехать со мной в замок и никогда больше не
Волчок опустил глаза и покачал головой.
– Вот видите… А сказали – все можете. – Спаска вздохнула. – Ну тогда хотя бы не говорите Славушу, что я его обманула.
– Ах ты… маленькая хитрюга. – Волчок усмехнулся. – Поймала на слове?
Надо было пойти к Зоричу, отправить голубя в замок, пока они не послали за Спаской еще кого-нибудь. Он поднялся, не выпуская ее руки из своих. И теперь она посмотрела на него снизу вверх, совсем не детским взглядом: озорным и искушающим. Или ему так только показалось? И хотя в голове мелькнуло: «Не про тебя девка», Волчок сам не понял, что на него нашло: притянул ее к себе и поцеловал в губы долгим жарким поцелуем. Слишком долгим и жарким, каким целуют не возлюбленную даже – жену.
Спаска не отстранилась и не смутилась, и когда подняла на него глаза, в них светилось счастье.
– Моя, – шепнул Волчок и снова прижал ее к себе.
20–29 мая 427 года от н.э.с.
В шесть часов утра Йоку разбудил профессор Важан.
– Поднимайся, Йелен. Хватит нежиться в постели. Твой Охранитель разогнал чудотворов в парке, чтобы ты мог совершить пробежку. Не думай, что у меня в гостях ты будешь целыми днями прохлаждаться.
Йока не успел толком вспомнить о том, что случилось накануне, как оказался на пороге особняка – босиком и в трусах. Он не посмел сказать Важану даже о том, что у него болит нога, – в школе бы его точно освободили от пробежки.
– Вперед, Йелен. Два круга по дорожке вдоль ограды. И учти, никто тебя проверять не будет. Между яблоневым садом и парком есть спортивная площадка и фонтан, в котором можно умыться.
И ровный, скорый бег вернул равновесие гораздо быстрей, чем успокоительные капли. В начале пути Йока еще боялся думать о том, что рассказал ему Важан, а после первого круга мысли потекли спокойно и плавно, без сердца. Все встало на свои места. Все, что еще неделю назад мешало ему рассуждать, пришлось признать как данность – и это принесло облегчение. С тех пор как Стриженый Песочник сказал Йоке, что тот мрачун, Йока еще ни разу не отваживался посмотреть правде в глаза.
Единственное, о чем он так и не смог всерьез задуматься, – это о родителях. Мысль о том, что он был чужим в родном – как он считал – доме, вызывала такую острую боль, что Йока ощущал ее почти физически, сгибался и закрывал лицо руками. От этого помогли упражнения на спортивной площадке, а ледяная вода из фонтана окончательно охладила сердце.
Дворецкий встретил его у задней двери с полотенцем в руках.
– А я говорил профессору, что это слишком опасно – бегать по усадьбе, когда тебя ловят чудотворы… – проворчал он. – А тем более – с больной ногой.