Стоящий у двери
Шрифт:
Открыв железную коробку, Алексей оценил картину: пылища несусветная! То, что нужно. Петр Борисович плохо видел, давно уже не различал единицу и ноль на тумблерах устройств защитного отключения, ориентировался по положению. А уж повреждений проводов старик не разглядел бы и в лупу. Ровно две недели назад Алексей, выбрав удобный момент, осторожно надрезал бритвой старую изоляцию. Малейшее прикосновение к ней – и огонь расплавит резину, скрыв следы. А пыль в старом щитке тоже горючий материал, сейчас важно вывести из строя всё, что тут есть. Нужно время, нужно иметь повод не включать свет как можно дольше. Нужен выход наружу. Очень
Можно остановиться. Он уже, прости господи, Алексей Аркадьевич, уже занимает хорошее положение, без него этот дом престарелых, именуемый Советом, не обойдется, и нет ему замены ни сейчас, ни в перспективе. Слишком долго придется обучать нового специалиста. Можно дождаться, пока хоть кого-то из Привратников вынесут вперед ногами. Но… Алексей никогда не менял своих решений. Больше не было сил прогибаться под Совет, тошнило от сознания чьей-то власти над собой! Он будет равным им. И если на этом пути его постигнет неудача, так тому и быть. Неудача означала смертный приговор, но такова уж цена игры по высоким ставкам. Кого-то недосчитается бункер нынешней ночью, а уж одного Главного Привратника или Алексея вместе с ним, это уж как получится. Платить киллеру-наемнику он не собирался, а задаток, который придется спрятать неподалеку, он вернет обратно, если жив останется, конечно. В обратном случае ему патроны не понадобятся.
«Где же эта пресловутая точка невозврата?! Сейчас или позже? Когда уже точно не будет пути назад, чтобы больше не задумываться об этом?..»
Лучи света пронизывали корпус самолета насквозь, в них поблескивали пылинки; казалось, нечто осязаемое упирается в противоположную стену. Эти сияющие столбики перемещались медленно, незаметно для человеческого глаза, если только забыть о них ненадолго, можно было увидеть, что теперь пятнышко света лежит не на грязной стенке, а на заклепке обшивки, отсвечивая от нержавеющего материала солнечным зайчиком прямо в глаза. Белые полоски перемещались, как стрелки солнечных часов, хоть, как знал Денис, солнечные часы устроены вовсе не так. Время на них показывала тень, а не свет. Но из темноты всё выглядит по-другому, наоборот.
Мог ли он подумать, что когда-нибудь окажется внутри самолета? Внутри затерянной в подмосковной глуши, раскалившейся на ярком солнце поломанной машины… Легко было вообразить ощущение полета и шума моторов, от жары, сменившей ночной холод на реке, всё плыло перед глазами. Спать по примеру напарника не получалось, слишком много мыслей теснилось в голове. Отчаявшись в них разобраться, Денис просто наблюдал. Хотелось пройти вперед, откинуть брезент и увидеть кабину пилотов. Но он точно знал, что дневной свет, пусть и затененный ветвями дерева, выведет его из строя надолго. Придется дожидаться сумерек.
Неужели те времена, когда человек мог посмотреть на землю с высоты, ушли безвозвратно? А своими ногами не добраться и за сотню километров. Денис прекрасно сознавал, что только удача помогла ему приблизиться к бункеру во второй раз. И он теперь так же, как Тимофей, не знал сомнений. Цель была вполне определенной: увидеть ее. А что из этого получится, тут уж никакая удача решить не может. Страдания и ожидание напрасны? Пусть об этом скажет сама Елена.
Тимофей пошевелился, и Денис решился спросить:
– Как зовут твою девушку?
– Кого? – спросонья не понял
– Ну, которой нужны лекарства… У тебя их много, что ли?
Конечно, девушка могла быть и не одна. Но такие походы затевают только ради одной-единственной, иначе смысла нет жизнью рисковать.
– Марина… – Тимофей задумался или просто со сна еще не отошел. Пить хотелось нестерпимо, а воды почти не оставалось. Сухость во рту была такая, что говорить трудно. – Хорошая девчонка. А самое лучшее в ней – всегда мог найти там, где оставил. Никогда не приходилось за ней носиться, как угорелому. Устал я от этих женских игр в догонялки, покоя захотелось. Я сначала не понял, что она серьезно больна, вроде все кашляют, все бледные. А у нее туберкулез.
– Разве его можно вылечить? – Денис слышал, что раньше эта болезнь не считалась неизлечимой, но когда это было-то?
– Можно. Стрептомицин нужен. Не знаю, сколько эта хрень сохраниться может, но попытаться я должен был. От Маринки не отходил, пока… Пока не решил, что нужно что-то делать.
Тимофей умолк, и больше Денис ни о чем не спрашивал. Солнечные часы, пробитые в стенах самолета автоматной очередью давней местной войны, показывали конец дня. Но темнота наступит еще не скоро.
– Дим, проверь проводку около распределительного щита, что-то она мне не нравится… Поаккуратней! – Еще не хватало, чтоб молодого парня током шарахнуло. Но Дима старательно натянул резиновые перчатки и принялся тыкать отверткой прямо в потрескавшуюся изоляцию, давно требующую осторожного обращения. Вспыхнула электродуга, загорелся щит, и свет потух. Алексей улыбался в темноте: эффект достигнут, и даже обошлось без лишних жертв. Перепуганный стажер орал благим матом, но, кажется, не пострадал. Пришлось потушить щиток собственноручно, пока еще что-нибудь не загорелось.
– Дим, живой?
– Кажется, да… Оно как загорится! Лёха, я не виноват! Оно само.
– Да хрен с тобой, оно тут всё под руками уже рассыпается… – Алексей решил пропустить мимо ушей фамильярное «Лёха». – Ползи уж отсюда. Обжегся?
– Немного вроде. Ничего не вижу, вспышка прямо перед глазами!
– Тогда ползи в медпункт. Я сам разберусь.
Народ хлопал в темноте дверями, спрашивал, что случилось. Наконец кто-то нашел пару фонарей и свечи, люди перестали натыкаться друг на друга, и Алексей скоро был обнаружен у распределительного щита. Стажера к тому времени уже и след простыл.
– Что произошло?
– Небольшой блэкаут, скоро исправим! – А вот убедительно соврать появившемуся рядом Привратнику-снабженцу Хлопову не удалось. Он не хуже Алексея знал, что такую поломку быстро не поправить. Сильно ругаться Хлопов не стал, удовлетворившись обещанием не тянуть с починкой.
Распределительный щит производил удручающее впечатление, проводка требовала замены. Придется напрячь изобретательскую жилку, а пока что Алексей глубокомысленно изучал сгоревшие пробки. Любопытствующие быстро разошлись – нюхать горелую резину долго никому не захотелось, но хоть по одному разу в закопченную железную коробку заглянул каждый. Получив уйму «ценных» советов, он еле дождался момента, когда останется один. Теперь следовало совершить то, для чего, собственно, и затевался так называемый блэкаут. Сделав несколько шагов в направлении запасного выхода, он заметил рядом человека. Елена зажмурилась от света фонаря.