Стоящий в тени Бога
Шрифт:
Иуда достал кинжал, не тратя времени на развязывание, разрезал свой пояс, затем ремешки, скрепляющие по бокам две половины брони. Как старая шкура со змеи, латы скользнули с тела на землю.
Уже на грани потери сознания он заставил себя из человека мысленно преобразиться в робкого оленя. Из последних сил бросился в ближайшие кусты и помчался прочь от затихающего шума сражения.
Бежал, пока не увидел тьму.
Мгла открыла свой зев и проглотила человека-оленя.
ЛАТИНСКОЕ ПЛЕНЕНИЕ
Галилея, римскийлагерь, 6 г. н. э.
Я ждал полета и бытия.
Но
Как мертвый ястреб, лежит в пыли,
Отдавшись тупо во власть земли.
Разбить не может ее оков.
Тяжелый холод – земной покров.
Тяжелый холод в душе моей,
К земле я никну, сливаюсь с ней.
И оба мертвы – она и я.
Убитый ястреб – душа моя.
Мгла изрыгнула Иуду обратно на свет белый, и он очнулся с коротким жалобным стоном, весь в липком поту. Приподнял торс, подтянул ноги, принял сидячее положение, уперевшись ладонями в жесткую траву, послужившую ему ложем во время забытья. Голова кружилась, как всегда после приема Яда Жизни. Широко открытыми глазами он бездумно уставился в ночную темноту, уже исчезающую под натиском рассвета.
Во рту как будто кто-то нужник устроил, на душе было и того гаже. Как он сюда попал? Что произошло?
Иуда вспомнил. И тут же отчаяние, стыд и ужас пронзили его острыми, докрасна раскаленными пыточными иглами. Он навсегда обесславил свое имя. Две проигранные войны навеки запятнали рукопись его жизни, как клейма – чело беглого раба. Отныне и присно позор поражений будет уродовать его лицо похуже заячьей губы...
Надо выбираться отсюда. До этого же обязательно найти еду и питье: если не подкрепить тело после Испытания Чашей, наверняка сойдешь в Шеол. С пищей придется подождать, а вот фляжку с вином или водой стоит поискать на трупах. Конечно, риск наткнуться на римлян возрастает стократно. Тем не менее придется испытать судьбу. Не утолив голода и жажды, он далеко не уйдет, солнце спалит его тело. «Потому что у них будет недостаток в хлебе и воде; и они с ужасом будут смотреть друг на друга, и исчахнут в беззаконии своем» (Иез. 4:17).
Шатаясь, падая, побежденный полководец побрел туда, откуда прибежал. Светило на небосклоне и Иуда вышли на поле боя одновременно.
Зелот вспомнил, как выглядела эта местность всего дюжину часов назад. Крики, воинские кличи, ругань, стоны, удары железа мечей о дерево щитов, топот босых ног, сандалий, конских копыт, глухие шлепки от падения бездоспешных тел, звон металла – от столкновения с землей убитых и раненых, облаченных в броню.
Сейчас на поле царствовала тишина. Мертвая. По ноздрям бил омерзительный запах начавшегося разложения множества тел... Метавшиеся тогда по полю тысячи людей застыли на земле. Покрытые пылью и кровью, неживые...
«Краса твоя, о Израиль, поражена на высотах твоих! Как пали сильные!» (2 Пар. 1:19).
Ужас, стыд и отчаяние снова обожгли душу раскаленным металлом: «Человек, сбившийся с пути разума, водворится в собрании мертвецов» (Пр. 21:16).
Вот и он, сбившийся с пути разума, Иуда Гавлонит, водворился в собрании мертвецов...
Вождь зелотов брел, спотыкаясь, от трупа к трупу, обыскивал их, не разбирая, где италик, а где иудей. Ни у кого не нашлось вожделенной фляжки. Жажда и отчаяние усиливались, он впадал в полубредовое состояние. Сухое горло с трудом выкашливало древнее пророчество Торы:
«Опустошу землю вашу, так что изумятся о ней враги ваши, поселившиеся на ней.
А вас рассею между народами,
Наконец-то один из убиенных римских солдат согласился поделиться с живым мертвецом своей неиспользованной фляжкой. Жадно сглотнув «поски» – воды, смешанной с уксусом и взбитыми сырыми яйцами, Иуда в страхе оглянулся вокруг: нет ли неприятеля? И устыдился чувств своих, а увлажненные его губы и язык вновь зашептали:
«...Оставшимся из вас пошлю в сердца робость в земле врагов их, и шум колеблющегося листа погонит их, и побегут, как отмена, и падут, когда никто не преследует.
И споткнутся друг на друга, как от меча, между тем как никто не преследует, и не будет у вас силы противостоять врагам вашим» (Лев. 26:36—37).
Сердце прыгнуло из грудной клетки и заскакало, как поднятый лисицей заяц из куста: невдалеке показались две фигуры. Невысокие, коренастые, без доспехов: один в хитоне, другой – в италийской тунике. Небольшие круглые щиты за спинами, на боках короткие мечи, на головах – каски, в руках – луки с наложенными стрелами. Велиты – легковооруженные солдаты вспомогательных войск Рима. Очевидно, вышли в дозор.
Сил нет ни на погоню, ни на сопротивление. Удел беспомощного – плен.
«...А оставшиеся из вас исчахнут за свои беззакония в землях врагов ваших, и за беззакония врагов своих исчахнут» (Лев. 26:39).
Впрочем, никогда нельзя терять веру в помощь Адонаи: «Соблюдающий заповедь не испытывает никакого зла...» (Еккл. 8:5). Настало время проверить, доподлинно ли соблюдал Закон его главный защитник...
Спаси, Господи!
Иуда, намеренно не обращая внимания на приближающихся дозорных, преклонил колени перед щедрым трупом легионера, одарившим его живительной влагой, и стал снимать с тела доспехи, следуя плану, который вдруг сам собой пришел ему в голову.
– О боги! Какое чудо даровано мне парками Клото, Лахезис и Атропо [37] ! Много раз видел я, как победившие воины грабят убитых неприятелей. Но чтобы побежденный вернулся на поле брани после бегства или гибели своего войска и нашел утешение в мародерстве – такого доселе не встречал! А ты, Крикс? – раздался голос за спиной Иуды.
Велит говорил на правильном греческом языке, причем очень быстро. В ответ послышалось неопределенное хмыканье, похожее на хрюканье.
37
Три парки – богини судьбы в греческой религии.
Галилеянин медленно, без резких движений повернул голову. Его взор зафиксировал два направленных прямо ему в глаза острия стрел. Древки лежали на полунатянутых луках. Крепкие, без дрожи, руки держали метательные орудия в нескольких шагах от вождя зелотов. Две пары злобных очей, казалось, пронзали Иуду насквозь.
– Такая глупость... Нет, пожалуй, такая жадность заслуживает достойной награды! Крикс, пожертвуем одну лепту [38] ? Она ему пригодится... То есть, я хочу сказать, мы сами положим монетку ему в рот в качестве навлона, или, как еще говорят латиняне, донация, то бишь платы Харону, – продолжал измываться грек.
38
Лепта – мелкая греческая медная монета.