Стоять, бояться, раздеваться!
Шрифт:
Еще бы пара секунд молчания, и она точно начала бы отплясывать, лишь бы переключить на себя внимание. Но танцевать не пришлось. Переволновавшийся мальчик так и не смог произнести ни слова, но вместо него национальную немецкую песню* вдруг затянул Дед Мороз.
На чистом немецком.
Без акцента.
Вполне сносным голосом, чем-то напоминающим голос не сильно прокуренного Лепса.
Если бы Веронику в этот момент ударили лопатой по голове, она, скорее всего, и не заметила бы. Часть женского
А остальных ресурсов головы хватило лишь на то, чтобы махать ресницами и удерживать на своем месте падающую челюсть.
К моменту, когда праздник закончился и заведующая выделила почетным гостям каморку для переодевания, Вероника успела лишь частично справиться со своим шоком.
К ней вернулся полный контроль над телом. Вспомнила, кто она такая и зачем здесь находится. Проблема осталась лишь в мужчине, которого до этого упорно считала помесью Страшилы и Дровосека – мордоворотом без мозга и сердца.
Как показала встреча с детьми, где-то за бронированной грудиной все же что-то трепыхалось. Вероника пока не готова была утверждать, что это сердце, – собственные обиды еще не забылись, но из маньяка-вуайериста однозначно получился бы потрясающий отец. Внимательный и заботливый.
С мозгом тоже вышла промашка. Вероника не удивилась бы, если бы Бадоев вместо немецкой песни про елочку затянул русскую. Учитывая, сколько раз за этот вечер они слышали нетленное «В лесу родилась елочка», текст выучила бы даже мартышка.
Она стерпела бы, запой он что-нибудь из творчества группы «Рамштайн». Песни этих немцев уже много лет звучали из каждого утюга. Только серьезная деменция могла спасти память от главных хитов Тилля Линдеманна.
Но знать наизусть немецкий новогодний гимн... Среди умников, которые ей встречались, Вероника не могла вспомнить ни одного, кто учил бы эту песню. Не было таких даже на инязе! Никто не дурил себе голову праздничными традициями. Все впитывали грамматику, лексику, пополняли словарный запас, но не пели...
Тем более не пели так!
От воспоминаний о последнем куплете по телу пробежала горячая волна, и, чтобы снова не впасть в транс, Вероника обернулась к своему Морозу.
– И какие у вас, Руслан Азимович, еще таланты имеются?
Дверь раздевалки за ними закрылась, и Вероника не сразу заметила, что они остались наедине.
– Нет у меня талантов, – с облегчением стягивая с себя бороду, буркнуло недавнее чудовище.
На нее оно по-прежнему не смотрело. Три часа прошло со спора в офисе, а злость, видимо, не отпускала.
– А как же немецкий язык?
Вероника достала из
– И языка нет. «Хенде хох» и «муттер». Все.
– Конечно. Только три слова. Без акцента, как в МГИМО или в Академии внешней разведки.
Будто она произнесла какую-то чушь, Бадоев пропустил замечание мимо ушей. Вместо ответа скинул с себя пальто. Бросил на него шапку. И взялся за валенки.
– И петь вы не умеете? – Вероника зло сощурилась.
– Медведь на ухо наступил. В детстве.
– А у меня, значит, слуховые галлюцинации несколько минут назад были?
– Женская мнительность.
Гад и не пытался быть приветливым. На детском празднике и улыбался, и пел, и даже о чем-то разговаривал с малышами, а с ней наедине снова включил режим «Игнорировать и унижать».
Вероника только отошла от обиды за платье, а теперь опять чувствовала, как внутри все начинает закипать.
– Ну, вам, с вашими диагнозами, конечно, виднее.
Резко скинула с себя пальто Снегурочки.
– Правильно говорить: «Начальнику всегда виднее!».
Валенки со стуком упали на пол. Лишь когда очередь дошла до рубашки, бывший Мороз, похоже, заметил, что находится в помещении не один.
Веронику это тоже остановило. Больше одного стриптиза в день она и Паше не показывала. Босс точно не заслуживал роль исключения из правил. Но этот его надменный взгляд, сжатые губы и желваки на скулах...
Каменное идолище так и напрашивалось на качественную раскогтевку лица. Даже нервные окончания под ногтевыми пластинами заныли, требуя устроить лечебное кровопускание!
Останавливало лишь понимание, какими полушариями придется расплачиваться за испорченную начальскую тушку.
– Значит, я мнительная и глухая? – Сделала глубокий вдох и выдох.
– И память у тебя чересчур хорошая, – недовольно буркнуло себе под нос чудовище.
– Даже память не устроила!
Еще б пять-шесть секунд, и Вероника начала бы успокаиваться. Претензий за свою жизнь она уже успела наслушаться. И от оскорбленных существ мужского пола, и от завистливых женщин. Но на память, как в детстве, никто не жаловался.
– И как вы только со мной работаете!
Стоп-кран слетел к чертям. Чуть ли не вырывая с мясом пуговицы, она начала расстегивать рубашку. Ничего не смущаясь. Ни о чем не беспокоясь.
– Сам не знаю, – прозвучало с неожиданной обреченностью.
Эта обреченность Веронику и зацепила. На миг остановив яростный стриптиз, она посмотрела на своего босса и чуть второй раз за день не уронила челюсть.
Вместо того чтобы раскрыть рот и начать трахать ее глазами, бессердечный монстр последовал примеру своей помощницы.