Стоять до последнего
Шрифт:
– Я в штаб, – сказал Кульга и направился к выходу.
У него моментально созрел план: отметить командировочные документы – и на вокзал, догонять эшелон, догонять свою роту. За несколько часов они далеко не могли уехать!
Но в штабе рассудили по-иному. Его встретил старший лейтенант Черкасов. Высокий, быстрый в движениях, волевой капитан волейбольной команды танкистов, с вечной улыбкой на больших выпуклых губах. От прежней веселости не осталось и следа. Старший лейтенант с красными от усталости глазами принял от Кульги документы и запер их в ящик стола, сказал раздраженно:
–
По всему было видно, что старший лейтенант также переживал печальный факт своей биографии, ибо оставаться в тылу, когда товарищи едут на фронт, не очень-то приятно. По красным глазам и раздраженному тону Кульга догадался, что старшой имел неприятный разговор с начальством, которое, по-видимому, и остудило пылкий напор молодого командира. Теперь же Черкасов пытается урезонить старшину.
– Не ты один в таком положении оказался, понимаешь? Машин на всех не хватает. Ясно?
В словах старшего лейтенанта звучала горькая правда. Григорий хмурил брови. Действительно, что бы он делал, если бы ему разрешили догнать эшелон? Свое место в боевой машине Кульге, конечно же, никто бы не уступил. Как он об этом раньше не подумал! Григорий стиснул в руках ручку своего чемодана, словно она была виновата в его незавидном положении.
– Что же мне теперь делать? – спросил Кульга, растерянный и подавленный.
– Работы по горло, старшина, – повторил Черкасов, – только успевай поворачиваться. В третьей казарме меняют постельное белье два красноармейца, бери их в свое подчинение. И еще троих первогодков пришлю. Надо быстро привести в порядок жилые помещения батальона. Навести чистоту, сменить простыни и наволочки. Понятна задача?
– Так точно, товарищ старший лейтенант, – без особого энтузиазма, но громко и четко ответил Кульга. – Разрешите идти?
– Идите.
Так началась жизнь в тылу, в опустевшем городке под Стругами Красными. Григорий Кульга не находил себе места. Подчиненные ему бойцы-танкисты тоже переживали не меньше. Их всех преследовал один и тот же навязчивый вопрос, ответить на который никто не мог: сколько же времени их будут держать здесь? Пошлют ли их когда-нибудь на фронт?
Но опасения эти, к счастью, оказались напрасными, они скоро развеялись. В конце недели прибыла первая группа танкистов из запаса, призванных по мобилизации, за ними последовали другие. Начали формироваться взводы, роты. Выявляли специалистов – механиков-водителей, радистов, башенных стрелков… Пошли напряженные часы учебы в классах и на полигоне, ибо многие давно служили в армии и, откровенно говоря, с новыми машинами обращаться как следует не умели. Дни были загружены от зари до зари, но люди, казалось, не чувствовали усталости, жадно учились, схватывая все на лету. Потом последовал приказ – собираться в дорогу.
В вагоне поняли, что едут не на запад, там где фронт, а в обратную сторону. Поезд вез в Ленинград, в тыл. Кульга, а вместе с ним и другие танкисты его роты знали, что едут на завод получать новые боевые машины.
«Тридцатьчетверки»
Двое молодых рабочих топтались у дверей цеха и, вытирая промасленные ладони ветошью, наблюдали за танкистами. Выбрав удобный момент, они подошли к Черкасову.
– Старшой, возьми нас! Мы и за механика-водителя можем, и за башенного стрелка, а в случае чего и отремонтировать сумеем.
Старший лейтенант протянул им открытый портсигар.
– Закуривай, ребята! Такие молодцы нам в батальоне пригодились бы наверняка. Только вот загвоздка маленькая, как вас приписать к машинам?
Но тут вмешался в разговор пожилой мастер, который передавал танки Черкасову. Он сердито сверкнул глазами из-под очков на парней и сердито произнес:
– Опять пристаете, черти окаянные! – и добавил приказным тоном: – Если еще раз тут вас повстречаю, пеняйте на себя. Доложу куда следует.
Парни, переглянувшись, молча двинулись в цех. Они, видимо, хорошо знали крутой нрав старого мастера.
Кульге досталась «тридцатьчетверка» под номером 813. Цифры были выведены белой краской на башне. Григорий похлопал широкой ладонью по лобовой броне, как бы определяя ее прочность, обошел танк кругом.
– Хороша? – спросил Черкасов.
– Что надо! Разрешите опробовать?
– Действуй.
Григорий поднял люк, влез на свое место, уселся на тугое кожаное сиденье, по-хозяйски огляделся. В этот момент, кажется, в целом свете никого не было счастливее старшины. Наконец-то кончились его душевные муки! Григорий запустил двигатель. Мотор заработал ровно и уверенно, и в его приглушенном баске старшине слышались сила и выносливость железного скакуна. Танк стал живым, он чуть заметно дрожал в такт оборотам мотора, готовый сорваться с места. Григорий осторожно включил скорость. Машина двинулась вперед по брусчатке заводского двора, потом рванулась к забору, словно сорвавшийся с привязи молодой жеребец, но у самой кирпичной стены круто развернулась и легко покатилась к воротам.
Остановив машину, Кульга выключил мотор и нехотя выбрался из танка.
– Ну как? – спросил его Черкасов.
– Порядок! – Григорий поднял большой палец вверх. – На такой машине можно с фрицами потягаться!
Черкасов хорошо знал Григория, который слыл в полку великолепным механиком-водителем и был к тому же еще чемпионом военного округа по боксу в тяжелом весе. Старший лейтенант добился, чтобы Кульгу включили в его танковую роту. И вот сейчас на маленьком пятачке внутреннего заводского двора Григорий наглядно показал свое мастерство классного водителя. Но обстановка требовала, чтобы командир был строгим и требовательным, и он властно распорядился: