Стойкий запах лосьона

Гоник Владимир Семенович

5

Костюкович не любил ходить на вскрытия, просто был обязан, если умирал его больной, поскольку должно быть неопровержимо установлено, совпадает ли его клинический диагноз с диагнозом патологоанатома. С несовпадения обычно начинается много неприятностей разной степени - все зависит от причин несовпадения: умер ли больной из-за халатности лечащего врача; ошибся ли он в диагнозе, потому что случай очень сложный, или врачу, вопреки его убеждению, диагноз был навязан профессорами-консультантами, консилиумом, короче - авторитетами, а иногда и давлением администрации.

Особенно не любил Костюкович начало аутопсий, когда патологоанатом делал первый надрез. Если уже

и приходилось идти на эту процедуру, то предпочитал, чтоб вскрывала Сажи Каширгова. Он знал ее манеру: прежде чем надеть перчатки, она зачем-то коротко дышала на пальцы, словно разогревала их, а пальцы эти вовсе не вязались, как он полагал, с ее профессией тонкие, изящные, ухоженные; исходило от них даже что-то чувственное, волновавшее его. Старше ее на год, он был немножко влюблен в эту высокую с ровной спиной тридцатипятилетнюю женщину, в ее имя, в ее длинные волосы. Она была темная шатенка, узколицая, а глаза серо-зеленые под черными бровями. Однажды, года полтора назад, теплым сентябрьским вечером в лесном загородном ресторане праздновали шестидесятипятилетие заведующего кафедрой патологической анатомии профессора Сивака. Костюкович попал на этот банкет, где была медицинская знать, случайно. Так полагал он, обыкновенный врач-ординатор, не понимая, почему Сивак пригласил его. После многословных тостов и быстро пустевших бутылок заиграла музыка. Костюкович танцевал с Сажи. Он видел близко ее лицо, белую полоску ровных зубов за чуть разомкнувшимися губами, и в какой-то момент, слегка надавив ладонью на ее талию, почувствовал, как спина Сажи прогнулась в его сторону, подалась к нему, он ощутил ее плоский живот. Длилось это какое-то мгновение, Сажи тут же отстранилась. "Я хочу пить, Марк, пойдемте к столу", - улыбнулась она, остановившись. "Что это было тогда? Знак, сигнал?" - думал он позже, вспоминая ее напрягшееся на какие-то секунды тело... На этом все и кончилось...

Они вошли в прозекторскую.

– Что за спешка, Марк?
– спросила Каширгова.

Он объяснил.

– Зачем вы настаивали?
– она пожала плечами.
– А вы уверены в диагнозе?

– Да вы и сами сейчас увидите...

В огромном секционном зале с его специфическими запахами, на фоне холодного кафеля, массивных специальных столов из нержавейки, на которых вскрывают, фаянсовых раковин для мытья рук, длинных прорезиненных тяжелых передников, висевших на крюках, стройная фигура Сажи в белом халате выглядела лишенной притяжения, чужой.

– Ну что ж, приступим, - она откинула простыню, прикрывавшую тело Зимина, взглянула, покачала головой: - Да, этот экземпляр действительно был создан природой лет на сто жизни.

На локте левой руки Зимина белела небольшая наклейка из лейкопластыря, Костюкович заметил ее еще, когда Зимина везли из приемного покоя в палату. Он оторвал наклейку, она прикрывала чуть синеватый кружочек кожи, в центре которого был бугорок струпа размером со спичечную головку. Сковырнув его, Костюкович увидел крохотную, как укол шила, воронку. "Похоже на свищ", - подумал он, глядя на побелевшую мертвую шелушившуюся эпидерму вокруг вороночки...

Он смотрел как она работает - несуетливо, точно, никаких лишних движений скальпеля...

– Полюбуйтесь!
– наконец сказала Каширгова.
– Я даже у стариков редко встречала такое, это же сухофрукты!
– и она показала ему почки, сморщенные, как высохшие груши.
– А что же внутри них?!
– она скользнула скальпелем, и ему показалось, будто кто-то наступил на битое стекло, это под лезвием похрустывали ломкие сосуды. Из чего же они, а?
– покачивала Каширгова головой.
–

Из застывшего цемента?.. Вот откуда она, эта гипертония...
– Вывалив мозг, Каширгова сказала: "Видите, вот, вот и вот: наши диагнозы вроде совпадают. Но для полного вашего спокойствия я позвоню вам после гистологии. Да и мне самой интересно, как это будет выглядеть под микроскопом..."

Подремывая в трамвае, везшем его домой, Костюкович еще ощущал резкие запахи прозекторской. Он знал, что там будет дальше: санитар кое-как зашьет искромсанное Каширговой тело Зимина, в лабораторию отнесут лотки с кусочками тканей, а их по два-три из органа; после специальной обработки они превратятся в блоки-кубики в парафиновой оболочке; с этих блоков возьмут затем тончайшие срезы, нанесут на стекла, окрасят. И - все для некропсии [микроскопическое исследование тканей или органов умершего] готово. Каширгова посмотрит каждое стекло под микроскопом, чтобы поставить окончательный диагноз, заполнит бланк гистологического исследования, вклеит его в протокол вскрытия и вместе с остатками блоков и стеклами отправит в свой архив. В протоколе, на блоках и на стеклах будет проставлен единый номер, зарегистрированный в специальном журнале, а напротив номера в журнале будет значиться: "Зимин Юрий Павлович".

6

Стасик заехал за Михальченко к десяти утра. Он все еще носил маскировочную куртку и такие же брюки с коричнево-зеленым накрапом.

– Тебе не надоела армейская роба?
– как-то спросил Михальченко.

– Удобно: не маркая и много карманов...

Объезд гаражных кооперативов они начали по списку, переданному Левиным, но внесли в него свой порядок, дабы не гонять челноком из одного конца города в другой, а чтоб гаражи попадались вроде по пути. Михальченко уже знал, что украденная краска расфасована в десятилитровые прямоугольные запаянные банки из белой жести с красивой этикеткой. Это Левин выяснил у Чекирды.

В некоторых кооперативах у Михальченко оказались знакомые автовладельцы из бывших сотрудников милиции, уволившихся в разное время, кто по возрасту, кто по другим причинам. Это позволяло задавать нацеленные вопросы. Будучи человеком общительным, Михальченко и с незнакомыми автовладельцами, возившимися у своих машин, обменивался шутками, двумя-тремя пустыми фразами, успевая цепким и быстрым взглядом ощупать полки открытых боксов. Ни у кого не мог вызвать подозрения этот молодой здоровенный веселый мужик: мало ли к кому и по какому делу он пришел сюда, где две-три сотни гаражей...

Часам к трем дня Михальченко покинул последний кооператив. Ничего...

А в это время Левин заканчивал разговор с Чекирдой у себя в кабинете.

– Вернемся к началу, Артур Сергеевич. Груз вам вывозят машиной. Чья машина?

– По договору мы арендуем "Камаз" у автопредприятия номер 12149. Шофер один и тот же.

– Фамилию его знаете?

– Лукашин Антон Данилович.

– Он знает заранее о прибытии вашего груза?

– Нет. С вечера мы заказываем машину, а на следующий день утром Лукашин едет на склад.

– Сколько человек знает, что это груз вашей фирмы? И кто именно?

– Лукашин, конечно, завскладом - как приемщик. И еще мой зам.

– А кто ваш зам?

– Человек абсолютно надежный. Мы знаем друг друга много лет, еще со школьной скамьи. К тому же он муж моей сестры.

– Вы предъявили претензии завскладом?

– А что толку? "Заявляйте в милицию, - говорит.
– Пусть ищут". А почему вас интересуют конкретные люди: завскладом, шофер и мой зам?

– Так уж я устроен, с детства любопытен.