Страх и его слуга
Шрифт:
Но когда мы подошли к нижним воротам, которые отделяли нас от Раценштадта, сердце у меня ушло в пятки. Солдаты тут же пропустили нас, и мы оказались по ту сторону линии принца Евгения. Впереди была лишь одна темнота. Я не видел больше буквально ничего. Ни луну на небе, ни дома на земле.
— А теперь, хозяин, — сказал Новак, — защита! — и вытащил из-под плаща что-то, про что я в первый момент не понял, что это такое. Но сразу унюхал. Это была связка чеснока.
— Болван! Неужели ты думаешь, что это действительно защищает от вампиров?
— Так спаслись те, кто их видел.
— А
— Слышал, хозяин. Но если про вас это неправда, то вовсе не значит, что это неправда и про вампиров. Что тут особенного, если вы наденете его на шею.
— Да ничего особенного, просто это глупо. Я вообще не собираюсь никуда идти, если у меня нет другой защиты. Если меня сбережет чеснок, то я не желаю быть сбереженным.
— Почему вы мне не верите, хозяин? Вот, я тоже надену. Неужели вы думаете, что я захочу подвергать себя опасности? Я уверен, что это хорошее средство.
— Я никуда не пойду.
— Но ведь нет никакой опасности. У нас и пистолеты есть.
— Сомневаюсь, что пистолеты смогут их остановить. И почему бы нам не встретиться с этими сербами завтра, днем.
— Хозяин, они гайдуки, и австрийцы их разыскивают. Кроме того, они очень хотят с вами познакомиться.
— Надеюсь, ты не сказал им, кто я?
— Сказал, а что тут такого?
— Ты с ума сошел. Совсем не обязательно всем знать об этом. Я предпочитаю сохранять инкогнито.
— Согласен, я ошибся. Но вы должны там появиться. Вы же не захотите разочаровать ваших поклонников. Они убили столько мужчин, изнасиловали столько женщин, они грабили, мучили, и будет просто позорно, если они с вами не познакомятся.
— А можно ли сказать, что они и тщеславные, и самовлюбленные, и суетные, и завистливые, и…
— Конечно, конечно.
— Ладно, давай сюда твой чеснок.
— Вот, надевайте, хозяин. Но это еще не все.
— Что?
— Для защиты нужна еще одна вещь.
— Что?
— Даже не знаю, как вам сказать.
А он и не стал говорить. Просто достал. Из-под плаща. Я глазам своим не поверил. Крест.
— Да я убью тебя! Все, с меня хватит, сейчас прикончу!
— Хозяин, успокойтесь. Это всего лишь крест.
— Чтобы я надел крест?! Я?!
— Эти вещи используются вместе. Правда, хозяин, мне так сказали. Чеснок без креста ничего не стоит.
— Но чтобы я — надел крест? Я, самый главный его враг?!
— Не нужно это так воспринимать, хозяин.
— А как же мне это воспринимать?
— Ну вот, к примеру, если бы какой-нибудь страшный грешник носил крест, что бы вы на это сказали?
— Сказал бы, что он лицемер.
— Вот, видите, — победоносно изрек мой слуга.
— Ничего я не вижу.
— Лицемерие — грех. Беззубый этого не любит. Разве он кому-то там не говорил: «Вы, фарисеи, лицемерные, гробы крашеные», или что-то в таком духе?
— Ага, сейчас и ты назвал его Беззубым.
— Поэтому я не вижу, почему бы вам не сделать что-нибудь, что неприятно Беззубому.
Мне пришлось признать, что его вывод логичен, и повесить на себя эту дрянь.
Улицы
Шаг за шагом, вперед и вниз, в туман и густой мрак. А ночь была глухой, без единого звука, только мои шаги. Новак ступал так мягко, что его я вообще не слышал. Мы больше не разговаривали. Они были повсюду вокруг. Я знал. Вампиры. Перед нами, у нас за спиной, слева, справа? Где-то здесь. Каждый шаг мог стать последним. Свернуть в первый попавшийся переулок? Вернуться? Идти дальше? Какая разница.
Я сжал пистолет.
Мы проходили мимо окон. Закрытых. За ними, возможно, жизнь. Легкий сон. Но мы этого не видели, мы все время шли вниз. Одни только мои шаги, пустые шаги по пустым улицам. Мои шаги. Эхо. Мое дыхание. Стук сердца. Потребовать, чтобы мы вернулись? Да нет. Прибавить шагу? Да нет. Отдохнуть? В этом вообще никакого смысла.
— Невероятно, как сильно от вас несет серой сегодня.
Тупой звук шагов. И стук сердца. Запахло рекой. Спускаться дальше некуда. Как выглядит этот город? А река? Должно быть, кажется черной. Без отблесков, луна скрылась. Когда нет ничего, что ее освещает, нет и ее самой. Сама по себе она не существует. Но чувствуется запах тины. Слышен звук завязываемой веревки. Скрип. Плеск воды о борта лодок.
Тень. Серая тень в черной ночи.
Вампир!
Я схватился за Новака.
— Что с вами, хозяин?
— Вампир! В воротах, прямо, — я стиснул его руку. — Вампир, смотри!
— Я ничего не вижу, хозяин.
— Бежим!
— Да там ничего нет, хозяин.
Последнее время. Последняя книга.
— Я ничего не говорил, хозяин.
Волна ударила в борт стоящего на якоре судна. Второй раз. И третий. Тень наклоняется к воде. Прислушивается к неравномерным звукам. Вздрагивает, может быть оттого, что на нее попало несколько капель, выпрямляется. И исчезает.
Мы долго идем вдоль реки. Скорее бы. Постоянно озираемся.
— Да вам почудилось, хозяин.
Интересно, мы идем вниз по течению или вверх? Насколько же это неважно, когда не находишься в воде! Бессмысленность течения. Вода несет. А я стою вне ее, и меня ничто не несет. И ничто мне не препятствует. Вверх по течению — безо всякого усилия, вниз — без чувства легкости.
Никогда не следует отдаваться на волю чего бы то ни было. Никогда не следует сопротивляться. Нужно быть вне.
Корчма-пекарня. Вывески нет, но слуга говорит мне, что так ее называют. Мы вошли. Внутри было почти ничего не видно из-за табачного дыма. Говорят, хороший табак выращивают в окрестностях Вараждина. И вот, пожалуйста, его охотно курят уже и здесь. На нас уставились грубые физиономии. Что ж, мы действительно слишком хорошо одеты. И от нас не воняет. Как резко, должно быть, чувствуется запах туалетной воды в атмосфере столетней всеобъемлющей вони. Такое шокирует больше, чем дуновение смрада в букете ароматов французских духов.