Страх и отвращение предвыборной гонки – 72
Шрифт:
Через несколько секунд Никсон вышел из соседнего тоннеля метро, быстро помахал толпе и был препровожден в диспетчерскую с дюжиной местных республиканских должностных лиц. Два сертифицированных безобидных фотографа были допущены внутрь, чтобы запечатлеть рукопожатие президента, ведущего светскую беседу с инженерами. Его содержательные замечания были переданы представителям прессы, толпящимся в коридоре, с помощью громкоговорителей.
Понаблюдав за всем этим, я обратился к Бобу Грину, молодому репортеру Chicago Sun-Times, который только что покинул кампанию Макговерна.
— Господи, — воскликнул я. —
Он рассмеялся:
— Черт, это еще неплохо! Мы, по крайней мере, видим его. Вчера в Нью-Йорке я сопровождал его в течение 12 часов и ни разу не увидел вживую — только на экране телевизора, когда он выступал с речью. Они заперли нас в отдельной комнате с динамиками и телемониторами.
Наша следующая остановка была на другой стороне залива, в Сан-Франциско, где у Никсона было запланировано обращение к нескольким сотням «Молодых республиканцев» на обеде по 500 долларов за блюдо в бальном зале (принадлежащем ITT) «Шератон-Пэлас». Тысячи антивоенных демонстрантов слонялись по улицам снаружи, держась на безопасном расстоянии от сотен полицейских, сжимавших в руках ружья 12-го калибра.
«Высказывания» Никсона были переданы в пресс-центр, где сливки американской журналистики сидели рядами за несколькими длинными, покрытыми белыми скатертями праздничными столами и ели ростбиф, следя за происходящим с помощью двух больших коричневых динамиков, повешенных на стену.
Я пошел через улицу в таверну «Шилдс Хаус», где встретил 30-летнего торгового моряка, одетого в твидовый спортивный пиджак и галстук, который сказал, что он и трое его друзей только что «сбежали с этого проклятого фальшивого представления».
— С митинга Никсона? — спросил я.
Он кивнул.
— Черт, они попытались заставить нас репетировать «Ура»! Они загнали нас всех в большую комнату и велели сверить часы, чтобы мы все начали петь эту чертову песню «Никсон сейчас» ровно в 13:17, когда его автомобиль подъедет к дверям.
Я улыбнулся и заказал «Туборг».
— Почему бы и нет? Вы не умеете петь? И вы хотите сказать, что просто забили на этот обед за 500 долларов и даже не остались, чтобы съесть его?
Он отмахнулся.
— Черт, вы шутите? Я что, выгляжу как один из тех молодых республиканских говнюков? Вы думаете, что я заплатил бы 500 долларов, чтобы пообедать с Никсоном?
Я пожал плечами.
— Да нет же! — воскликнул он. — Какой-то парень там, в Морском зале, просто подошел и спросил, не хотим ли мы пойти на обед по 500 долларов за блюдо бесплатно. Мы сказали: «Конечно», — и он дал нам билеты, но ничего не сказал о том, чтобы аплодировать и петь песни. — Он покачал головой. — Черт, нет, только не я. Когда они начали эту фигню, я просто вышел.
— А ваши друзья остались? — спросил я.
Он пожал плечами.
— Думаю, да. Они уже здорово набрались.
— Здорово набрались? — переспросил я. — Сторонники Никсона?
Он посмотрел на меня.
— Никсона? Вы с ума сошли?
Я начал спрашивать его о Макговерне, но тут прибыл мой адвокат, и мы надолго погрузились в обсуждение деловых вопросов, а потом я посмотрел в окно и увидел, что автобусы для прессы начинают заполняться. Тогда мы тоже вышли наружу и присоединились к кортежу Никсона,
Никсон, как всегда, находился в частном отсеке на «борту номер один». Пять или шесть «ручных» журналистов отправились вместе с ним. Или, по крайней мере, они отправились на том же самолете. Крошечный отсек для прессы в самом дальнем конце, и никто не может покинуть его во время полета без специального разрешения Рона Циглера, который принимает запросы на короткие интервью с Никсоном и, как правило, оставляет их без внимания.
Когда мы добрались до Лос-Анджелеса, я спросил одного такого «ручного» парня из United Press International, есть ли для журналиста какие-то преимущества в путешествии на «борту номер один» вместо самолета для прессы.
— Никаких, — ответил он. — Мы никогда не покидаем отсек: просто сидим там и играем в карты. Они могут там, впереди, хоть голыми бегать — мы все равно не узнаем. Мы даже не входим и не выходим из самолета через ту же дверь, что и Никсон. Наша дверь находится в самом хвосте.
— И у вас никогда не бывает возможности поговорить с ним? — спросил я. — Вы даже никогда не видели его?
Он покачал головой.
— Обычно нет. — Он сделал паузу. — Нет, время от времени он просит кого-то зайти к нему в отсек на несколько минут, но это почти всегда бывает, потому что ему что-то надо, а не нам. Ну, типа, если он пишет речь о будущем свиноводства или еще чем-то таком, то может спросить Рона, не был ли кто-то из ребят в отсеке для журналистов раньше свиноводом…
Я грустно покачал головой.
— Звучит печально.
Он пожал плечами.
— Ну, все не так уж плохо. Не хуже, чем лететь на самолете для прессы.
Наверное, так и есть. Весь журналистский корпус Белого дома живет в страхе, опасаясь каким-то образом перейти дорогу Циглеру. Он — единственная нить, связывающая их с самим боссом, деятельность которого они должны освещать, и поскольку они никак не могут добраться до Никсона, то им надо как-то ладить с Роном. Иногда кто-то срывается и начинает орать на него, но это сопряжено с серьезными рисками. Невозможно жить в ритме Белого дома, если Циглер не будет с вами разговаривать, а именно это и может случиться, если вы его к этому подтолкнете.
Даже высокопоставленные типы с репутацией пчелиной матки, такие как корреспондент Associated Press Уолтер Мирс и Боб Семпл из New York Times, нервничают в присутствии Циглера. Сотрудничество с Белым домом — едва ли не самая престижная работа в американской журналистике, но Циглеру удалось сделать ее настолько неприятной и унизительной, что только самые честолюбивые представители прессы готовы терпеть такое к себе отношение.
Горстка журналистов, работавших прежде с Макговерном, а теперь путешествующих с Никсоном по Калифорнии, торчала в углу пресс-центра лос-анджелесского отеля «Сенчури Плаза» и обсуждала происходящее: «Господи, это просто невероятно! Эти ребята из Белого дома ведут себя, как больные овцы… Боже, Макговерн бы смеялся всю ночь, если бы увидел, как Мирс и Семпл, повизгивая от радости, целуют Рона Циглера в задницу».