Страх любви

Картленд Барбара

Образ Изабель в его памяти сильно поблек. Женщина с рыжими волосами и зелеными глазами куда более интересна.

Эта записка, наверное, положит начало целой череде посланий, в которых Изабель будет жаловаться на его отсутствие, редкость встреч, наконец, измену.

«Черт побери! — недовольно подумал герцог. — Почему женщинам так нравится поверять свои чувства бумаге?»

Герцог даже не взглянул, что было в записке, и бросил ее на туалетный столик в спальне.

Он заметил ее только на следующее утро,

когда одевался к завтраку. Камердинер помогал ему в этом. Костюм был сшит по фигуре и сидел идеально. Герцог, впрочем, искал совершенства во всем, что касалось его внешности.

— Вот новый сюртук от Вестона, ваша светлость, — пояснил камердинер.

— Ах да? — отозвался герцог равнодушно. — Надеюсь, он подойдет.

— Я тоже надеюсь, ваша светлость. Вы такого крепкого телосложения, что портным нелегко подгонять платье под вашу фигуру.

В голосе камердинера звучало восхищение. Ему и остальным слугам герцога было приятно, что хозяин — человек, имеющий множество достоинств, к тому же так прекрасно сложен. Его мускулы стали предметом истинной гордости. Герцог и не подозревал, как близко к сердцу принимали слуги его победы на скачках, успехи в боксерских поединках и стрельбе.

Когда герцог участвовал в скачках с препятствиями, организатором которых он являлся, все его слуги сделали ставки на хозяйскую лошадь. Правда, с тех пор герцог всегда выигрывал, и их поддержка казалась совсем незначительной. Но они не переставали гордиться Дарлингтоном и любить его за щедрость и справедливость.

Он был по-хорошему строг и требовал полной отдачи во всем, а таким хозяином нельзя не восхищаться.

— Прекрасно сидит, ваша светлость! Превосходно! Ни малейшего изъяна.

Камердинер оглядел хозяина со спины и залюбовался сюртуком. Герцог бросил взгляд в зеркало и на туалетном столике заметил записку леди Изабель. Она лежала там, куда он ее небрежно бросил: среди расчесок и флаконов, украшенных монограммами и фамильным гербом. Оставлять записку на видном месте не следовало, герцог взял ее и спрятал в кармане сюртука.

Герцог уже собирался уходить, когда в дверь постучали. Камердинер впустил в комнату личного секретаря герцога или, как он сам его называл, — ревизора.

— Я нужен тебе, Рэмсджил? — спросил Дарлингтон. — Если ты принес очередную пачку писем, то ее придется отложить до Лондона. Я тороплюсь, хочу успеть к первому заезду. Ты же знаешь, сегодня скачет Фоксхантер.

— Я помню, ваша светлость, — ответил мистер Рэмсджил, — и не сомневайтесь, что он выиграет забег. Кстати, жокей просил вашу светлость зайти к нему перед началом скачек. Он хочет о чем-то спросить вас.

Герцог улыбнулся:

— Он, верно, ждет последних указаний. Могу посоветовать ему быть поосторожней с французской лошадкой — остерегаться жокея лорда Алтэна. Он прибегает к запрещенным приемам, чтобы добиться

своей цели.

— Вы, как всегда, правы, ваша светлость, — кивнул мистер Рэмсджил. — Но я пришел поговорить с вами по другому вопросу.

При этих словах он многозначительно поглядел на камердинера, и тот поспешно покинул комнату, плотно закрыв за собой дверь.

— В чем дело, Рэмсджил? — не вытерпел герцог. — Ты же знаешь, я спешу.

— Я не хочу задерживать вашу светлость, но боюсь, это дело не терпит отлагательства. Я привез вам из Лондона тревожное письмо, которое пришло вчера поздно вечером. Оно от настоятельницы монастыря Святой Терезы.

Герцог недоуменно посмотрел на своего секретаря.

— Настоятельница? — переспросил он.

— Ваша светлость, несомненно, помнит, — пояснил Рэмсджил, — что пять лет назад вы послали маленькую мисс Фелицию Дарл именно в этот монастырь, монастырь Святой Терезы в Париже.

— Боже правый! Я совсем забыл о бедном ребенке! — воскликнул герцог. — Да, конечно. Теперь я вспоминаю, что тогда решил дать девочке хорошее образование в таком месте, где отец не мог беспокоить ее.

В его памяти отчетливо всплыл случай, произошедший с ним пять лет назад.

В тот день он возвращался в замок с охоты. Хьюберт Бругхем сопровождал его. Своих уставших лошадей друзья оставили на попечение конюхам, а сами продолжили путь на заранее приготовленном фаэтоне.

Они ехали довольно быстро, но на неровной дороге одна из лошадей в упряжке вдруг оступилась и захромала. Герцог остановил экипаж, спустился на землю и пошел посмотреть, что случилось и насколько серьезно было повреждение.

Споткнувшись, лошадь сбила подкову с одного копыта, но не до конца. Подкова еще держалась на одном гвозде, но продолжать путь было невозможно. Дарлингтон прекрасно умел обращаться с лошадьми и знал толк в таких вещах, но сейчас лошадь была запряжена и до подковы нельзя было дотянуться, одному ему не удалось бы справиться.

Герцог огляделся и заметил невдалеке маленькую деревушку, где наверняка нашелся бы кузнец. Он хотел уже предложить другу осторожно доставить фаэтон в деревушку, как вдруг вспомнил, что один из его кузенов жил всего в пятидесяти ярдах от дороги.

— Вон там живет Эдмунд, — сказал он и указал на крыши, видневшиеся за деревьями. — Он неприятный тип, постоянно пьянствует. Но нам ничего не остается, как просить его о помощи.

— До него гораздо ближе, чем до деревни, — согласился с ним Хьюберт.

Они сели в фаэтон и очень медленно и осторожно направили лошадей к подъездной аллее, а оттуда свернули к конюшне.

Их встретил старый конюх и, выслушав герцога, заверил, что с радостью поможет господам. По счастливой случайности деревенский кузнец как раз подковывал в конюшне одну из хозяйских лошадей.