Страх открывает двери

Маклин Алистер

— Как бы мне хотелось, чтобы этот револьвер был у меня, — тихо сказала она.

— Несомненно!.. Придвиньтесь же!

Она придвинулась. Я почувствовал, как она невольно вздрогнула, когда ее обнаженное плечо коснулось моего плеча. Я попытался представить, что бы чувствовал, будь я красивой молоденькой девушкой и окажись в компании убийцы, но быстро бросил это занятие — я не девушка, уже не молод и совсем не красив. Я продемонстрировал девушке револьвер, спрятанный под пиджаком у меня на коленях, и откинулся на спинку сиденья, наслаждаясь легким морским ветерком, который смягчал жару знойных

лучей, пробивавшихся сквозь шелестящую листву пальм. Однако похоже было, что солнце не долго будет нас допекать, — морской ветерок, притягиваемый раскаленной землей, был насыщен влагой.

И действительно, крошечные хлопья облаков, проплывавших по небу, уже сбивались вместе, сгущаясь в серые тучи. Мне это не очень нравилось, мне не хотелось расставаться с косынкой, прикрывающей голову.

Прошло минут десять после нашего прибытия, когда на шоссе с южной стороны появилась черная полицейская машина. В зеркальце заднего обзора я увидел, как она замедлила ход и из нее высунули головы два полицейских, обводя стоянку быстрым взглядом. Этот осмотр был настолько же беглым, как и быстрым, — по всему было видно, что они не ожидали обнаружить здесь что-нибудь интересное, — и машина укатила, так и не остановившись.

Надежда в глазах девушки — теперь я увидел, что они серые, холодные и ясные, — вспыхнула и погасла, как пламя задуваемой свечи. Выпрямившиеся было плечи снова поникли. Я отлично понял, что это значит.

Через полчаса у нее вновь вспыхнула надежда. Два фараона на мотоциклах, в шлемах и перчатках, подтянутые и самоуверенные, одновременно промчались под аркой, одновременно остановились и одновременно приглушили свои моторы. Несколько секунд они сидели, упираясь в землю сверкающими сапогами, потом слезли с мотоциклов, растолкали ближайших к ним людей и начали обходить машины. Один из них держал в руках револьвер.

Они начали с машины, стоявшей ближе всех у арки, но обратили внимание не столько на машину, сколько на ее пассажиров. Они ничего не объяснили и не приносили извинений, они вели себя так, как ведут себя полицейские, узнав, что один из их собратьев ранен и умирает… или уже умер.

Внезапно они проскочили две-три машины и устремились прямо к нам. По крайней мере, мне так показалось сначала. Но они и нас миновали и остановились у «форда», стоявшего немного впереди и слева от нас. Когда они проходили мимо нас, я заметил, что девушка как бы вся собралась и сделала быстрый вдох…

— Не делайте глупостей! — Я обхватил ее рукой и с силой прижал к себе. Крик, который был готов вырваться вместе с выдохом, превратился в тихий всхлип от боли. Полицейский, стоявший ближе, оглянулся и увидел, что она сидит, уткнувшись лицом в мое плечо. Увидев то, что, по его мнению, он и должен был увидеть, он повернулся к своему напарнику и высказал замечание отнюдь не тихим голосом и такого характера, которое при нормальных обстоятельствах вызвало бы с моей стороны немедленный отпор. Но обстоятельства нормальными назвать было нельзя, поэтому я и промолчал.

Когда я отпустил девушку, ее лицо и вся шея до блузки пылали. Разумеется, когда я прижал ее к себе, дышать ей было довольно трудно, но я думаю, не это было причиной того, что она покраснела, а скорее неподобающее замечание

полицейского. Тем не менее в глазах ее появился какой-то дикий блеск. Впервые она отбросила всякий страх и с безумной решимостью ринулась в борьбу.

— Я все равно сейчас вас выдам! — Она говорила тихо и неумолимо. — Лучше сдавайтесь!

Полицейский проверил «форд». На водителе этой машины была надета зеленая куртка — того же цвета, что и мой костюм, и панама, сильно надвинутая на лоб. Я приметил его еще тогда, когда он въехал на стоянку. У него были черные волосы, а на круглом загорелом лице красовались усы.

Однако полиция медлила с отъездом. Они стояли не более чем в пяти ярдах от нас, но шум строительных работ заглушал их тихие голоса.

— Не дурите! — сказал я. — Ведь у меня револьвер!

— А в нем всего одна пуля!

Она была права. Две пули потрачены в здании суда, одна пробила шину судейского «студебеккера», и две были выпущены, когда нас преследовала полицейская машина.

— Неплохо считаете! — буркнул я. — Но вам лучше уж будет заниматься математическими расчетами в больнице, когда хирурги будут вас чинить… Если только починят…

Она приоткрыла рот, взглянула на меня, но ничего не сказала.

— Одна маленькая пулька — а сколько дел она может наделать! — Не вынимая револьвера из-под пиджака, я приставил его к ее бедру. — Вы слышали, что может сделать одна пуля? А дуло револьвера сейчас у вашего бедра. Понимаете, что это значит? — Я говорил совсем тихо — и я угрожал. — Она до основания раздробит вам кость. А это значит, что вы никогда не сможете ходить, мисс Рутвен! Вы никогда не сможете больше ни бегать, ни танцевать, ни плавать, никогда больше не сядете на лошадь. Всю жизнь вам придется таскать ваше красивое тело на костылях. Или кататься в коляске для инвалидов. И всю жизнь вы будете мучиться! Всю жизнь, до самого последнего дня. Ну как, вы все еще намерены позвать полицейских?

Она сперва ничего не ответила. В лице ее не было ни кровинки, даже губы побелели.

— Вы мне верите? — спросил я.

— Верю…

— Итак!

— Итак, я сейчас позову их, — сказала она просто. — Возможно, вы и сделаете меня калекой, но зато они наверняка вас схватят. И вы уже больше никого не убьете! Я просто должна это сделать…

— Ваш благородный порыв делает вам честь, мисс Рутвен, — насмешка в моем голосе была прямо противоположна мыслям, проносящимся в голове. Она собиралась сделать то, чего я, будь на ее месте, не сделал бы. — Ну что ж, зовите их. И смотрите, как они будут умирать.

Она не сводила с меня глаз.

— Что… что вы хотите этим сказать? Ведь у вас всего одна пуля…

— И она уже не для вас. При первом вашем крике, леди, этот коп с пушкой в руке получит пулю. Выстрелю ему прямо в грудь. Я неплохо управляюсь с кольтом. Вы же собственными глазами видели, как я выстрелом выбил пистолет из рук шерифа. Рисковать не стану. Выстрелю в грудь. Потом схвачу другого полицейского — это сделать проще простого, так как его пистолет находится в застегнутой кобуре. Полицейский знает, что я убийца, но ему неизвестно, что моя пушка пустая. Отниму у него пистолет, обезврежу его и смоюсь. Не думаю, чтобы кто-то попытался остановить меня.