Страх (Сборник)

Канушкин Роман Анатольевич

– Нравится – не нравится, спи моя красавица, – в который раз за сегодняшнее утро повторил Миха.

На нем: кремовая расстегнутая кофта, вся в крупных пятнах – банках эндиворхоловского супа, надетая на майку с портретом Че Гевары. Автомобиль «Лексус» черного цвета, с бежевым салоном, кожа. Красный телефон «Nokia» в пол-ладони. Магнитола была настроена на волну «Нашего радио», и Миха довольно кисло подпевал:

Там, где космос, где Гагарин,

И в алмазах наши I love you…

Водилось

за Михой еще кое-какое добро, правда, к примеру, в соотношении «квартира-машина», уже не столь роскошное, и всего этого он мог недавно лишиться. Гроза еще не миновала, из-за чего, в общем-то, Миха и ввязался в это паскудное дельце. Но сегодняшняя доставка – последняя. Точка. Миха отбивает долг. Его голос зазвучал бодрее, Миха подтянул:

Космос стоит, бля, полета,

А Гагарин – космоса…

И выключил магнитолу. Приехали.

4. Провал открыт

– Ну вот, я открыл, – тихо произнес Вася Клюев, – смотри.

Белозерцева посветила на Васю своим фонариком, луч пробежал по его крупной нескладной фигуре, остановился на старой кладке:

– А куда девалась вся мокрота? Вода-то эта?

– Сразу высохла. В прошлый раз так же было. Оттудова жар идет. Смотри!

Белозерцева не пошевельнулась. Ее тонкие губы начали растягиваться в улыбку. Луч фонарика вернулся к Васе. Белозерцева снова сжала ноги:

– Клюев, – негромко позвала она, – покажи мне свой. А я покажу тебе свою.

– Это потом, – серьезно отозвался Вася. – А сейчас смотри. Больше такого никогда не увидишь.

Последние слова Вася прошептал. Белозерцева вздернула плечами, подалась вперед, посветила себе фонариком, припала к провалу. И обомлела.

Онбыл там.

* * *

Миха Че Гевара легкой шаркающей походкой направился к Акиму – бригадиру нищих на Курском вокзале. «Надо было сразу брать больше и не париться», – думал он.

Аким сидел в инвалидном кресле, весь в каких-то обносках; лицо выражало скорбь и покорность. Перед ним стояли ржавая консервная банка для сбора милостыни и гофрированная бумага с письменами, повествующими о злоключениях инвалида с огнестрельным ранением позвоночника. Миха усмехнулся: в конце недели Аким сдаст смену, скинет все это дерьмо, закажет себе ужин в «Савое» и будет зажигать на танцполе с самыми дорогими шлюхами этого города. У всех свой бизнес…

– Здорово, сердечный, – поприветствовал нищего Че Гевара.

– Отвали, не время.

– Братан, еще парочка нужна, – Миха быстрым, драгдиллерским жестом протянул, словно милостыню, сложенные в кулаке зеленые купюры. Аким также быстро убрал деньги.

– Ты же уже забирал.

– Ну еще нужно двоих, мальчика и девочку.

– Откуда я знаю, может, вы их на органы? – в скорбных глазах Акима вдруг на мгновение мелькнул

какой-то людоедский огонек.

Миха Че Гевара крепко сжал челюсти. «Тварь ты поганая! – подумалось ему. – Пальнул бы тебе со ствола прямо в лоб, барыга!» Потом мягкой волной накатило воспоминание. Миха перевел взгляд на свой мобильный телефон. Яркое майское солнце играло на буквах N, O, K, I, A, но отверстия микрофона вдруг показались холодными черными провалами. Именно оттуда пришло сообщение: «Че Гевара, – сказали ему, – с тебя еще одно видео. И считай, что легко отделался».

Что ему считать и по какому поводу – это его личное дело, тем более что все дозы отвращения к себе он уже проглотил, работая над первым роликом. Так по-крупному Миха не попадал еще ни разу в жизни. С игрой и картами он завязал навсегда. Че Гевара улыбнулся:

– Паскудством не занимаюсь. Ты же знаешь, брат. Шоу-бизнес, кино для взрослых, – и он артистичным жестом развел руки, указывая на здание мультиплекса за спиной.

– Ладно. Знаешь, куда идти, туда, вниз. Скажешь, Аким велел. Только не обижай моих пацанят.

«Беспризорники они, сиротинушки, кто-то же должен о них позаботиться», – закончил за Акима Че Гевара.

Миха ступал по нижнему городу, куда он попал из неприметной двери в стене одного из подземных переходов Курского вокзала. Когда он пошел сюда в первый раз, Аким как бы в шутку бросил ему вслед:

– Смотри, не заплутай. Там внизу разное водится…

Миха Че Гевара обернулся, посмотрел в усмехающуюся рожу:

– Ты про экскриментальные фрагменты?

– Чего?

– Говно, что ли?

Рожа все еще сладко усмехалась:

– Разные сказки ходют. Там, внизу, к мертвым ближе.

Все это парево для приезжих, всю эту туфту Миха слышал. Это называлось «сказки Курского вокзала». Только с фантазией у этих сосунков было слабовато.

– Аким, я тебе расскажу про то, что там. Но только один раз. – Губы Че Гевары растянулись в его фирменную усмешку – куда там всему этому быдляку типа Акима! – Там, внизу, в тихой тьме таится живая жуть. Имя ей – Матушка-Земля. Москва, как и любой другой мегаполис, – в этом месте Аким перестал усмехаться, – рот этой жути. Она им жрет. Люди, поспевающие на солнце, – любимый хавчик. Когда-нибудь захавают и нас с тобой. И знаешь, почему здесь всех так колбасит?! Бля, да потому что от здоровой пищи у этой твари несварение желудка!

– А-а-а… – опешил Аким.

– Правильно. Ты прав, бля буду. Беги в лес. В лесу, в монастыре или на какой горе, на Джомолунгме, бля, на Ка-два, нах, на Кайласе, там рта нет. Там тебя облобызает Свет Мира. Лезь на гору и целуй грудь Бога. Но запомни: то, что вверху, бля, подобно тому, что внизу. Такая мудрость. Для шибко умных – продвинутых – в сжатой форме, в виде комикса.

Аким смотрел на него, хлопал глазами и ничего не говорил.

Че Гевара повернулся и пошел своей дорогой. «Сынок, бля, – думал про себя Миха, – нашел, кого разводить».