Страх святых
Шрифт:
Ночь окутала чёрным покрывалом всё вокруг, к её приходу серое небо очистилось от беспроглядных туч, что царили весь день. Стала видна яркая похожая на кусок белого льда луна. По всему лагерю светоносцев полыхали огни, выбрасывающие в ночное небо снопы красных искр. Где-то возле костров не было не единой живой души, а где-то сидели люди.
– Вот ведь заварушка выдалась… Сколько народа полегло! – задумчиво проговорил Анрис, потерев свои чёрные усы здоровой правой рукой омытой кровью. Левая, вскользь задетая бутарской саблей не двигалась и была перевязана под дельтовидной мышцей самой обыкновенной тряпкой для остановки крови. Перед ним сидело четверо сослуживцев доедавших свой ужин из баранины.
– Сколько народу полегло… – повторил
– Да, помилуй господи, – возвёл руки к небу длинноносый Леу. – Сами-то как уцелели, не понимаю. Жизнью каждое мгновенье прощался, когда подступили к нам неверные и сказать страшно, что я пережил. Наверное, в самой преисподней у чертей на сковородке жариться не так страшно, – предположил он, поглаживая свои раны.
– И я в себя придти не могу. Всё перед глазами вижу, как куски мяса человеческого разрубленные летят, руки, ноги. Вижу, как кровь ручьями хлещет из нас да из них. У меня же ведь вся накидка и латы, и оружие, и лицо в крови выпачкались, словно водой умылся. А под конец меня чуть лошадь с перебитыми ногами не придавила, как раз на голову падала. Слава всевышнему, увернуться успел, – рассказал беззубый Осагон.
– А вот другу твоему видать не помог господь. Нету нигде Храбора, никто из наших его не видел. Скорее всего, зарубил беднягу какой-нибудь язычник, иначе давно объявился бы, – заметил Леу, глядя на израненного в затягивающихся шрамах сослуживца.
– Ага, и малышу нашему недолго осталось, если сейчас не отдаст богу душу, то к утру отойдёт точно, – сказал Анрис.
Арамон припомнился семнадцатилетний блондин, который сейчас лежал не живой не мёртвый в шатре весь в крови. У него была серьёзная рана живота, говорить он не мог, только стонал.
– Жалко парня, жить да жить бы… – пробормотал тузец.
– Ничего не поделаешь приятель, зато на том свете райское блаженство ему обеспеченно. Он же ради него воевать пошёл, – тихо проговорил усач.
К ним подсели ещё несколько рыцарей-пехотинцев, кто с ногой, разрубленной до кости, кто без глаза, задетого бутарской стрелой. Редко можно было встретить счастливца совсем не пораненного в бою, один из которых был Арамон. Удивительная насмешка судьбы над человеком, специально залезшим в самое пекло сражения, ищущего там смерти для себя, но не получившего не единой царапины.
– Ну и денёк сегодня сумасшедший прямо, – сказал подсевший недавно воин с разбитой ногой.
– Ничего, нормальный денёк вышел, хоть побегать пришлось здорово. Зато карманы набили золотом, – отозвался его сосед.
– Я сегодня целую улицу вычистил, – довольно улыбнулся Анрис, показав всем пригоршню золотых монет, изделий и женских украшений.
Воин со шрамом на щеке отвлёкся от своих размышлений.
– Неужели вы всё это отняли у людей? – спросил он, глядя на неброский блеск золота в ладони брюнета.
– Конечно, а ты как думал? Сами-то они не станут всё отдавать! Пришлось припугнуть их вот этим… – ответил тот, покачав боевым топором.
– Но может это последнее что у них было и теперь они могут умереть с голоду? – возразил человек со шрамом.
– Да ничего с ними не случиться, эти нечестивцы живучие словно тараканы. Их ничто не возьмёт, – усмехнулся кривоносый.
– Слушай, дружище, чего тебе надо? Ты их жалеть, что ли вздумал? Жалей себе на уме, а нас не трогай. Нам и без твоих проповедей дерьма хватает, – проворчал вспыльчивый Анрис.
Арамон не нашёлся чем ответить, ему стало очень противно находиться среди этой компании. Поэтому сославшись на усталость, он отправился спать. В шатре было довольно просторно, там свободно могли разместится десяток человек с вещами и вооружением. Восемь лежанок и пару лавок составляли убранство полотняного сооружения. В разных углах валялась хозяйственная различная утварь. Шатёр пустовал, и лишь одна лежанка была занята полуживым, тихо стонавшим парнем.
Мужчина приблизился к умирающему
Затем снял с себя всю одежду, оставшись в одних коротких до колен штанах под названием брэ и возведя руки к небу, улёгся в свою постель. Уснуть ему было не просто от тяжёлых мыслей обо всём пережитом. Но он смог это сделать, прежде чем его однополчане увлечённые беседой заняли свои лежанки.
Всё воинство светоносцев овеял сон, и только Снегиан не мог сомкнуть глаз, сочиняя письмо папе при тусклом свете свечей в собственном шатре.
"Желаю здравствовать вам, Ваше Святейшество во славу и процветания господня. Я недостойный служитель ваш, пишу сие послание, дабы сообщить вам, что милости божьей захватили мы первое пристанище нечистых иноверцев. Полностью подчинив его священной вере Света. Но победа досталась нам тяжкой ценой, унеся собою невероятно много верных и отважных воинов. Но всё равно радость моя велика даже будучи омрачённый…" На этой строчке магистр оторвал перо от пергамента, крепко задумавшись над тем, какие слова начертать далее. Разные чувства бушевали в его душе, они неумолимо просились лечь на пергамент, высказав всё, что тревожило его сердце. После тягостных размышлений Снегиан продолжил:
"К сожалению, Ваше Святейшество, я должен заметить, что в нашем лагере имеют место быть такие низменные человеческие пороки: как зависть, ненасытное сребролюбие, грабёж, мало чем отличающийся от разбойного, и как следствие безбожное избиение невинных жителей. На моих глазах нередко происходили позорные проявления того, как воины наших союзников и братьев по вере несовистесь, дабы не боясь отмщения божьего, бесстыдно разграбляют и жгут дома простых людей оставляя целые семьи без крова. Многие защитники веры Света не гнушаются убийством, убивая беззащитных людей порой ради забавы. Их не останавливает даже главная заповедь божья, данная всему человечеству и гласящая: не убий. Нам часто приходится убивать, мы убиваем сотнями, тысячами, однако то вооружённые слуги дьявола, и мы исполняем волю господню, неся этими убийствами свет нашей веры на землю нечестивцев. Совсем другое дело убить простую женщину или ребёнка, это непростительно никому, и я боюсь, что видя наше беззаконье, бог прогневается на нас и нашлёт кару свою. Потому хочу попросить вас, Ваше Святейшество, поставить под запрет всем нашим союзникам проведение жестоких и бессмысленных избиений под властных нам людей, а также казней, какие беспощадно проводит некий аббат Барез, коему по вашему благоволению починяются все монахи в нашем войске. Теперь же смирено прошу вашего благословения на предстоящий путь и сражения с язычниками, ведь завтра с восходом солнца, мы выступаем к святой земле", – закончил письмо Снегиан. Некоторое мгновенье, он внимательно вчитывался в написанное и, удовлетворившись, свернул пергамент. Наложил личную печать с львом в ореоле солнечных лучей и под конец задул свечи, обильно оплывшие воском. Пройдёт много времени, прежде чем гонец доставит послание нужному адресату.
Просторная окутанная тяжёлыми, плотными занавесями из зелёного бархата комната очень отличалась ото всех обставленных роскошью покоев папского дворца, она находилась в самой дальней галерее и в неё плохо проникал дневной свет. Потому, когда хозяин дворца находился в ней лично, слуги всегда зажигали большой гранитный камин, дабы Его Святейшество не прибывал в полумраке. Сейчас был как раз такой случай, Раш второй сидел в кресле, сжимая пухлой рукой недавно полученное послание. Тягостное раздумье целиком овладело главным представителем бога на земле, лишь одно пламя беспечно роняло тёплый свет на его полное крупное лицо.