Страх
Шрифт:
Снимки эти - все до одного - изображали мертвецов, мертвых детей, как совсем маленьких, так и постарше. Одни из них лежали, другие полусидели. Их лица и тела были - изборождены глубокими ранами, у некоторых внутренности вывалились наружу, а все вокруг было испачкано чем-то темным.
На трех или четырех снимках присутствовало и орудие, которым были нанесены жуткие раны: тесак.
Одна из фотографий изображала женщину. Тесак почти до рукоятки вонзился прямо ей в лицо. На другом снимке он торчал из ноги мужчины, а еще на
Странно, подумал Стив. Микки-Маус коллекционирует фотографии мертвецов, да еще убитых, судя по всему, одним и тем же тесаком.
Мысль эта промелькнула за мгновение до том, как нос и легкие заполнил такой знакомый запах хлороформа, и Стивен снова погрузился в забытье.
Очнулся он от вони застарелой мочи и свежей блевотины. Последняя была, похоже, его собственной: она покрывала весь перед рубашки. Он попытался подняться, но ноги подкосились. Было холодно, а в горле нестерпимо жгло.
Он услыхал шаги. Кажется, Микки-Маус возвращается... Быть может, он наконец отведет Стива домой?
– Вставай, сынок.
Нет, это не Микки-Маус... Это полицейский.
– Что это ты там делаешь, а? Вставай, я тебе говорю, поднимайся.
Хватаясь за обшарпанную кирпичную стену, Стивен, кое-как поднялся на ноги. Полисмен осветил его карманным фонариком.
– Господи, Боже мой, - проговорил он с гадливостью, оглядев Стивена с ног до головы.
– Ну и видок у тебя... Ты где живешь?
Впервые Стивен почувствовал стыд, особенно при виде собственной заблеванной рубашки.
– Как тебя зовут?
Вот этого Стив сказать ему не мог: своего имени он не помнил.
– Эй, парень, кто ты такой, я спрашиваю?! Только бы он не орал так...
Стивен копался в памяти, пытаясь вспомнить, как его, черт возьми, зовут.
– Ну же, возьми себя в руки, - увещевал его полицейский.
Легко сказать... Стивен почувствовал, как по щекам потекли слезы.
– Домой, - пробормотал он, - домой хочу...
На самом деле больше всего хотел он умереть, вот прямо здесь лечь и умереть. Полицейский потряс его за плечи:
– Ты что, совсем не в себе?
– Он повернул Стива к свету уличного фонаря, вглядываясь ему в лицо.
– Идти-то в состоянии?
– Мама, - промямлил Стивен, - хочу к маме...
Настроение полисмена резко изменилось: этот нажравшийся ублюдок с налитыми кровью глазами и заблеванной рубашкой его достал. Вот оно, современное воспитание: деньги, бесконтрольность, вседозволенность...
– К маме, засранец, захотел?!
– взревел полицейский, нанося Стиву удар, впрочем, несильный, поддых.
Сложившись пополам, Стивен закричал.
– Ты лучше заткнись, сынок, - рявкнул полицейский, подняв голову Стивена за волосы к себе.
– Что, в кутузку захотел?
Стив никогда не был в кутузке и уж конечно попасть туда хотел меньше всего. Ну, почему этот
– Прошу вас, - захныкал он, - отведите меня домой... Ну, пожалуйста...
Этого полицейский не ожидал: как правило, обнаглевшие юнцы пытаются качать права и даже оказывают сопротивление, ну и, конечно, приходится их поучить слегка, чтобы уважали представителя закона. Этот же хныкал, как ребенок... Может, парень просто слабоумный? А он его ударил и за волосы таскал... Полицейский почувствовал нечто вроде угрызений совести. Взяв Стивена под локоть, он повел его к машине:
– Давай, сынок, садись.
– Отвезите меня, пожалуйста...
– Ну конечно, домой, сынок. Я отвезу тебя домой, не волнуйся. Вот только желал бы я знать, где твой дом?..
* * *
В приюте для бездомных тщательно обследовали его одежду на предмет обнаружения чего-нибудь, что могло бы помочь удостоверить личность, однако ничего найдено не было. Затем осмотрели его тело и в особенности волосы - нет ли там вшей, после чем полицейский отбыл. Стивен почувствовал облегчение: страж порядка ему активно не понравился.
Служащие приюта говорили между собой о нем, как будто его и не было в комнате: о том, как он молод, как выглядел, в чем был одет, какие у него могут быть умственные сдвиги. Затем ему дали тарелку супа и отвели в душевую. Минут десять он простоял под ледяной струей воды, после чего вытерся грязным полотенцем. Выдали ему и бритву, однако бриться он не стал: забыл, как это делается.
Потом ему дали одежду, довольно сильно поношенную, но тем не менее Стиву она понравилась. Вообще люди здесь, похоже, были неплохие, хотя и обсуждали его, словно он при этом отсутствовал. Один - дородный мужик с седеющей бородой - ему даже улыбнулся, примерно так, как улыбаются собаке или несмышленому ребенку.
Странный, однако, ему выдали набор одежды: что-то было велико, что-то мало, да к тому же разных цветов - носки были желтыми, рубаха грязно-белой, брюки были пошиты на Гаргантюа, свитер уже носили человек сто, а ботинки показались Стиву страшно тяжелыми. Когда служащие приюта отвернулись, Стивен натянул на себя еще одну фуфайку и вторую пару носков: второй слой хлопка и шерсти на теле как-то придавал ему больше уверенности.
Затем он остался один, с зажатым в кулаке билетиком, где был указан номер его койки. Спальни были еще заперты, но Стив терпеливо ждал, в отличие от других ночлежников, собравшихся в коридоре. Их было много, и все галдели, орали друг на друга, переругивались и даже иногда плевались в чью-нибудь физиономию. Стивен ощутил испуг. Больше всего ему сейчас хотелось рухнуть в постель и спать, спать...
В одиннадцать спальни, наконец, открыли, и все бродяги ринулись занимать койки. Стив очутился в просторном, плохо освещенном помещении, вонявшем дезинфекцией и нестранным бельем.