Страх
Шрифт:
После ухода Кузовкина Сидельников долго размышлял над полученной от него информацией. Несмотря на её скудность, было ясно, что Степаненко обладал какой-то серьезной информацией и намеревался либо использовать её в своих целях, либо обнародовать. Знает ли кто, что это была за информация? Если кто и знает, то это может быть лишь Хват. Ведь недаром на сходках Бублик сидел по правую от него сторону.
Сидельников решил встретиться с Геной Яценко и обо всем перетолковать. Почему Гена, а не Геннадий? Вадим не знает, что у него там в метриках, а в паспорте собственными глазами видел, так и записано: «Гена Иванович Яценко». Кроме шуток. То ли родители Яценко были большими чудаками, то ли он сам к шестнадцати годам стал
Люди, далекие от юриспруденции вообще и от работы милиции в частности, считают, что арестовать главаря преступной группировки проще паренной репы. Еще и возмущаются: «Продались менты авторитетам! Как есть продались, Ведь знают же всех главарей наперечет. Тогда почему медлят, почему не арестовывают? А потому, что продались!» Сидельников же по собственному опыту знает — насколько это трудно сделать. Знать — одно, а доказать вину — совсем даже другое. Во-первых, братва ни при каком раскладе не сдаст своего пахана, не даст против него показаний. Во-вторых, если оперативникам и удастся собрать на него достаточные доказательства, то его «сынки» выставят целую армию подставных свидетелей, которые с пеной у рта будут утверждать, что обвиняемый не мог находится на месте преступления, так как в это время был на годовщине свадьбы троюродного племянника. Недавно Верхъовный суд Италии оправдал всех главарей «Коза Ностра». По мнению нашего воинствующего обывателя — члены суда поголовно куплены мафией. Но причина более чем тривиальна — у суда не хватило доказательств, а те, что были, уничтожены полчищами лжесвидетелей. Вадим с ребятами пробовал прищучить того же Яценко, но эта попытка кончилась полным провалом. Хват имеет в городе пятикомнатную квартиру в двух уровнях, за городом — «пятизвездочный» коттедж со всеми удобствами, разъезжает на шестисотом «мерседессе». Все это, как он утверждает, куплено им на доходы вполне легальной фирмы «Ксения», занимающейся поставкой бижутерии. Яценко и налоги платит исправно в установленный срок. Нет, такого голыми руками не возьмешь.
Зная, что Хват днем обычно находится в офисе фирмы, откуда и руководит своим преступным сообществом, Сидельников позвонил его референту, назвал свою фамилию и попросил к телефону Яценко.
— Гена Иванович в курсе вашего звонка? — спросила референт довольно мелодичным голосом.
— В каком смысле? — не понял Вадим.
— Он знает, что вы должны ему позвонить?
— Нет, но… — начал в замешательстве Сидельников, но референт его перебила:
— В таком случае, очень сожалею, но Гена Иванович занят. Вы оставьте свои данные, я вам обязательно позвоню, как только он освободится.
Подобного развитя события Сидельников явно не ожидал. Вот так вот, скоро к воровскому авторитету надо будет записываться за неделю на прием. Разозлися.
— Вот что, дамочка, — раздраженно проговорил, — Если вы считаете, что у меня много свободного времени, то очень ошибаетесь! Скажите своему боссу, что с ним хочет переговорить майор милиции Сидельников из управления уголовного розыска. Как поняли?
— Извините! Одну минутку, — пробормотала референт, а ещё через несколько минут Вадим услышал недовольный голос её шефа:
— Яценко слушает.
— Здравствуйте, Гена Иванович! Вас беспокоит Сидельников.
— Юрка! Корефан! Когда приехал! — радостно взревел Яценко, да так, что Вадим был вынужден отстранить трубку от уха. — А что у тебя с голосом?
— Никакой я вам не корефан, Гена Иванович, а майор милиции Сидельников.
— Ах, это вы, — сконфузился авторитет. — Извините! Вадим Андреевич, кажется?
— Он самый.
— Здравствуйте, Вадим Андреевич! Неужто вы опять по мою душу? Хотите взять меня за эти… за жабры? Но только заранее предупреждаю — не получится. Теперь тем более не получится.
— Нет,
— А о чем будет разговор? Или это секрет?
— Да нет, никакого секрета нет. Я по поводу убийства Степаненко.
— Что ж, в таком случае, приезжайте. Жду, — сухо и лаконично прогворил Хват и положил трубку.
Сидельников не виделся с Яценко пять лет, и, надо сказать, они не прошли для того даром. Как же он за эти годы раздобрел, стал гладким и ухолженным. Одет с иголочки в добротный твидовый пиджак, белоснежную сорочку с ярким модным галстуком. На безымянном пальце правой руки массивная золотая печатка, а на лице столько самодовольства, что его с лихвой бы хватило всем операм страны. Кроме шуток. А ведь этому Хвату уже ничего в жизни не надо, он достиг всего, чего желал. И Вадим почувствал, как в груди возбуждается черная энергия, закипает такая лютая злоба на всех этих Хватов, Сватов, Белых, Серых, Слонов и Носорогов, ставших вдруг хозивами жизни. Как же такое могло случиться, что эти козлы жируют, а учительница падает на уроке в голодный обморок? Кто довел страну и людей до такого состояния? Может быть и его хандра и апатия вовсе не из-за Светланы, а от бессилия что-либо изменить, как-то повлиять на ситуацию. Действительно, все их усилия напоминают мартышкин труд — они трудятся в поте лица, а этих паразитов становится все больше и больше.
Вадим с трудом взял себя в руки, нарисовал на лице добродушие, прошел к столу, протянул руку авторитету.
— Здравствуйте, Гена Иванович! И вы здорово изменились с момента нашей последней встречи.
— Здравствуйте, Вадим Андреевич! — Яценко привстал, пожал Сидельникову руку. Снова сел, откинулся на спинку кресла и, ослепительно улыбаясь, заранее приготовившись на комплимент, спросил: — Ну и как я вам?
— Сильно потолстели, — ответил Вадим, улыбаясь в ответ.
Лицо Хвата разом как-то потускнело.
— Да-да, вы правы. Расчебучило меня малость, — проговорил он обиженно. — Так что же вас интересует, Вадим Андреевич?
— Что вам известно об убийстве Бублика?
— Это не ко мне. Это к нему. — Хват воздел указательный палец, указав на потолок. — К Нему обращайтесь. Ему все известно. А мы… Мы сами теряемся в догадках. Кому это не угодил Юра Бублик? Он был таким душкой, со всеми умел ладить.
— Говорят, что он обладал какой-то очень ценной информацией?
— Кто говорит? — настороженно зыркнул на Сидельникова Яценко. Полное лицо его напряглось, стало злым, отстраненным.
— Многие. Я потом вам представлю развернутый список, Гена Иванович.
Яценко громко рассмеялся. Шутка Сидельникова ему понравилась. Лицо его смягчилось, подобрело, столо доверительным.
— Список это хорошо. — Просмеявшись, серьезно сказал: — Он, Бублик, был шибко большим патриотом. Помню, как он однажды сказал: «Ну и что, что я вор в законе. Это вовсе не мешает мне любить свою Родину. Я за неё кому угодно пасть порву».
— А при чем тут его патриотизм? — недоуменно спросил Сидельников.
— В нем-то как раз все и дело. Осенью прошлого года человек Бублика, специалист по гостиничным номерам, обшмонал в «Сибири» номер какого-то крутого и вместе с вещами забрал видеокассету — думал парнуха. А дома включил, а там тягомотина какая-то. Так у него эта кассета и валялась дома. А месяца полтора к нему в гости пришел Бублик. Выпили. Парень решил показать ему новый американский супербоевик, да перепутал кассеты и включил ту самую. Хотел заменить, а Бублик, как заорет: «Не трожь!» и к экрану будто прилип. Не досмотрев, забрал кассету и ушел. А после этого в него будто бес вселился, стал кричать, что в Москве все козлы, суки пархатые, что они давно предали Россию и распродают с молотка, что надо всем патриотам объединяться и спасать страну. Ну вот и, похоже, довыступался. — Хват печально вздохнул.