Страх
Шрифт:
— На Инской. Проверял полноту регистрации заявлений и сообщений. Я ведь вам говорил.
— Ах, да. Извини, запамятовала. Как настроение?
— Нормальное. А что?
— Хочешь, я тебе его испорчу? — Татьяничева рассмеялась, будто портить настроение Калюжному доставляло ей истинное удовольствие. — Вот полюбуйся! — И выложила перед Эдуардом Васильевичем жалобу Ксении Петровны Устиновой на имя генерального прокурора на незаконный, по её мнению, отказ в возбуждении уголовного дела по факту обнаружения трупа её мужа Устинова Геннадия Федоровича,
Сердце Калюжного упало. Страшно захотелось уйти немедленно в отпуск. «Ну сколько же можно?!» — с тоской подумал он. Бывают такие
И Павел Иванович понял, что с этой жалобой он ещё хлебнет лиха. Точно. Устинова вбила себе в голову, что её мужа непременно убили, и разубедить её нет никакой возможности. Она напрочь отвергала факты и доводы, а верила лишь своей интуиции, как она говорила: «Мне сердце подсказывает». Это уже клиника. А там где клиника, бесполезно призывать логику и здравый смысл.
И вообще, с этим материалом не заладилось с самого начала. В конце октября прошлого года машинист грузового поезда Юдашев на перегоне Обское море — Сеятель заметил неподалеку от железнодорожного полотна лежавшего мужчину и сообщил об этом на станцию Новосибирск-Главный. Через полтора часа на место прибыла оперативная группа линейного отдела милиции, но увидев, что труп находится в двадцати метрах от полотна железной дороги, развернулась обратно. Дело в том, что данный участок дороги входил в городскую черту, а потому транспортная милиция отвечала лишь за то, что происходило непосредственно на железнодорожном полотне. Участвовавшие в осмотре работники Советского РУВД, выявили кровь Устинова на одной из железобетонных электрических опор и кровяную дорожку, ведущую к месту обнаружения трупа. Придя к выводу, что потерпевший неудачно спрыгнул с поезда, они направили материал в отдел милиции станции Новосибирск-Главный. Несчастный случай был настолько очевиден, что было тут же отказано в возбуждении уголовного дела. После этого от Устиновой поступила первая жалоба, проверку которой прокурор Грищук поручил Калюжному. Затребовав из милиции отказной материал, Эдуард Васильевич внимательно его изучил и пришел к твердому убеждению в правильности принятого решения. После чего дал ответ Устиновой, где сообщил, что оснований для отмены постановления об отказе в возбуждении уголовного дела нет, посчитав, что этим все и закончится. Но он ошибся. Через неделю в его кабинете появилась незнакомая довольно симпатиная, статная женщина лет тридцати и глядя на него в упор, не мигая, спросила:
— Вы Калюжный?
— Да, — кивнул он. — А в чем дело?
— Как же вам не стыдно?! — вместо ответа возмуженно проговорила незнакомка.
Эдурад Васильевич был удивлен и раздосадован её поведением. Спросил раздраженно:
— А почему собственно?! Кто вы такая?
— Я Ксения Петровна Устинова, А вы формалист и бездушный человек. Вы даже не удосужились внимательно прочесть мою жалобу. Ограничилсь лишь отпиской. — Лицо Устиновой покраснела, в глазах появились слезы.
— Я читал, — сухо возразил Калюжный.
— Нет, — враждебно проговорила Устинова. — Если бы вы её читали, то не могли не обратить внимания на мои доводы.
Эдуарду Васильевичу по-человечески было жаль эту женщину, в расцвете лет оставшуюся вдовой да ещё в такое нестабильное время, но он ничем не мог помочь её горю.
— Да вы присаживайтесь, Ксения Петровна, — указал он на стул. И когда она села, продолжал: — Видите ли, Ксения Петровна,
— Я не знаю, с чем вы там сталкивваетесь, я говорю о своем муже и убеждена, что его убили, инсценировав несчастный случай, — упрямо проговорила Устинова, не глядя на Калюжного.
— Но какие для этого были основания?
— Вот видите, — укоризненно покачала головой Устинова, — а ещё говорите, что внимательно читали мою жалобу. Я ведь в ней писала, что мой муж возглавлял технический отдел на Электродном заводе и боролся в внешним управлюящим, который делал все возможное, чтобы окончательно развались завод. За тем стояли могущественные силы. Они хотели подкупить мужа, давали большие деньги. А когда это не удалось, убили.
— Но у нас нет ни мальйших поводов так думать.
— А вы и не попытались их найти, так как вас это устраивает — меньше работы.
— Ну, знаете ли! — возмутился Калюжный. — Это уже слишком, всему есть предел.
— Вы черствый, сухой, равнодушный человек и вам не место в прокуратуре, — проговорила она с вызовом, встала и вышла из кабинета.
Больше он её никогда не видел, но её жалобами ещё не раз приходилось заниматься. Готовил обстоятельный ответ за подписью прокурора Грищука, за подписью Западно-Сибирского транспортного прокурора. Теперь вот жалоба поступила из Генеральной прокуратуры. Когда только это все кончится?! Кажется, что не кончится никогда.
— Я и сейчас готов написать заключение, — сказал Эдуард Васильевич Татьяничевой.
— Нет, — возразила она. — На этот раз ты проверишь доводы Устиновой.
— И что я должен делать?
— Съездить на завод и побеседовать с сослуживцами потерпевшего. Даю тебе на все про все неделю. Потом доложишь о результатах. Как понял?
— Хорошо, — обреченно кивнул Калюжный. — Прямо завтра и выезжать?
— Вот именно.
Глава третья: Беркутов. Версии.
Ну что ты будешь делать! Только соберусь упорядочить свою жизнь, вовремя ложиться спать, делать по утрам зарядку, как обязательно либо введут ночные дежурства, либо, как вот сейчас, телефонный звонок начальства прервет сладкий сон, выдернет из теплой постели и заставит сломя голову бежать на очередное ЧП. Это, блин, не работа, а сплошной атас. Так и форму потерять недолго. Плохому танцору всегда что-нибудь мешает. Это обо мне. Определенно.
Недавно стал папой. На радостях упился сам и упоил своего лучшего друга Сережу Колесова так, что у него после этого неделю руки тряслись, как у алкаша со стажем. Правда, радость эта была несколько подмочена — я ждал сына, а Светлана подарила мне дочь. Но зато какую! Четыре килограмма восемьсот грамм и ростом в пятьдесят четыре сантиметра! Великанша! Словом, все путем. Теперь меня будут окружать три дамы. Охо-хо! Нет в жизни справедливости. Точно.
Шеф по телефону сообщил, что в своем коттедже пришили воровского авторитета Степаненко по кличке Бублик. Этого пахана я знал, как облупленного. Двенадцать лет назад мы с Сережай так его раскрутили, что от этого «бублика» одна только дырка осталась. Точно. Но Степаненко в тот раз явно повезло со следователем. До того оказался бестолковым, что умудрился развалить все, что мы с Колесовым с таким трудом добыли. А Бублик отделался легким испугом, получив два года за мелкую квартирную кражонку. Но после освобождения быстро пошел в гору и скоро возглавил Заельцовскую преступную группировку. Разъезжал в «мерседесе», имел личную охрану. Словом, кум королю и сват министру. Однако, кажется, допрыгался авторитет до той самой дырки.