Страхи мудреца. Книга 2

Ротфусс Патрик

Я смотрел, как он шагает по лагерю, и что-то мне это напоминало, а что — непонятно. Он стоял на виду, не трудясь прятаться за спасительными щитами. Он взмахнул рукой, отдавая приказ, и что-то в этом движении показалось мне ужасно знакомым.

— Квоут! — прошипел Мартен. Я обернулся и увидел, что следопыт натянул лук до самого уха. — Я могу подстрелить главаря!

— Давай!

Пропела тетива, и стрела вонзилась главарю в ногу выше колена, пронзила кольчугу, ногу и вышла сквозь кольчугу с другой стороны. Краем глаза я видел, как Мартен плавным

движением достал вторую стрелу и наложил ее на тетиву, но не успел он выстрелить, как главарь наклонился. Нет, не согнулся пополам от боли. Просто наклонил голову, чтобы поглядеть на стрелу, что пронзила ему ногу.

Полюбовавшись на нее с секунду, он зажал стрелу в кулаке и обломил оперенный конец древка. Потом протянул руку назад и вытянул стрелу из ноги. Я застыл: он посмотрел прямо на нас и указал в нашу сторону рукой с зажатым в ней обломком стрелы. Отдал короткий приказ, кинул стрелу в костер и непринужденной походкой отправился на другой конец лагеря.

— Тейлу великий, осени меня крылами своими! — забормотал Мартен, уронив руку, державшую тетиву. — Оборони меня от демонов и тварей, что бродят в ночи!

И только «каменное сердце», в котором я пребывал, помешало мне отреагировать подобным же образом. Я снова посмотрел на лагерь — как раз вовремя, чтобы увидеть несколько ощетинившихся луков, направленных в нашу сторону. Я пригнулся и пнул очумевшего следопыта, сбив его с ног в тот момент, когда стрелы прогудели у нас над головой. Мартен упал, стрелы из его колчана рассыпались по грязному склону.

— Темпи! — окликнул я.

— Здесь, — откликнулся он слева. — Аэш. Нет стрела.

Над головой снова пропели стрелы, несколько из них вонзились в деревья. Скоро лучники пристреляются и начнут стрелять навесом, так что стрелы посыплются нам на головы. Мне в голову пришла мысль — спокойно, точно пузырь, всплывший на поверхность пруда.

— Темпи, принеси мне лук этого человека.

— Йа.

Я слышал, что Мартен что-то бормочет, тихо, упорно и невнятно. Поначалу я думал было, что его подстрелили, потом понял, что он молится.

— Оборони меня, Тейлу, от железа и гнева! — бубнил он. — Храни меня, Тейлу, от демонов полунощных!

Темпи сунул мне в руку лук. Я перевел дух и разделил свой разум надвое, потом натрое, потом начетверо. И в каждой частице своего разума я держал тетиву. Я заставил себя расслабиться и разделил свой разум еще раз, на пять частей. Попробовал еще раз — ничего не вышло. Усталый, мокрый, промерзший — я достиг предела своих сил. Тетивы пропели еще раз, и стрелы тяжким ливнем посыпались на землю вокруг нас. Я почувствовал, как что-то дернуло меня за руку возле плеча: одна из стрел оцарапала меня, прежде чем вонзиться в грязь. Плечо сначала защипало, потом обожгло болью.

Я задвинул боль подальше и стиснул зубы. Ничего, пяти должно хватить… Я легонько провел ножом по запястью, чтобы выступило немного крови, потом произнес нужные связывания и сильно резанул ножом по тетиве.

Был жуткий миг, когда тетива сопротивлялась, но потом она все же лопнула.

Лук дернулся у меня в руке, рванул раненую руку и упал на землю. Из-за холма послышались крики боли и ярости, и я понял, что хотя бы отчасти преуспел. Есть надежда, что лопнули все пять тетив, так что нам придется иметь дело всего с одним-двумя лучниками.

Но в тот самый миг, когда лук вылетел у меня из руки, я ощутил, как в меня проникает леденящий холод. Он пронизывал не только руки, но и все тело: живот, грудь, горло. Я знал, что силы одной моей руки будет недостаточно, чтобы порвать пять тетив за один раз. И я использовал тот единственный огонь, который доступен арканисту в любое время: жар собственной крови. Скоро меня охватит заклинательский озноб. Если я не найду способа согреться, меня ждет шок, потом переохлаждение, потом смерть.

Я выпал из «каменного сердца» и позволил частицам своего разума вновь собраться воедино. Голова у меня слегка пошла кругом. Продрогший, мокрый, с кружащейся головой, я выполз обратно на гребень холма. Дождь, хлещущий в лицо, казался холодным как лед.

Лучника я увидел только одного. Увы, он сохранил присутствие духа, и как только мое лицо показалось из-за холма, он плавно натянул лук и выстрелил.

Меня спас порыв ветра. Стрела ударилась о камень в полуметре от моей головы, брызнули желтые искры. В лицо мне хлестал дождь, в небе пауком растопырилась молния. Я нырнул обратно за холм и принялся яростно тыкать ножом труп часового.

Наконец нож угодил в пряжку и сломался. Задыхаясь, я отбросил его в сторону и очнулся. В ушах стояло унылое бормотание — Мартен все молился. Руки и ноги у меня сделались холодными как свинец, тяжелыми и неуклюжими.

А хуже всего, я чувствовал, как по телу мало-помалу распространяется холодное онемение, вызванное переохлаждением. Я обнаружил, что уже не дрожу, — это был дурной знак. Я промок насквозь, и поблизости не было огня, у которого я мог бы согреться.

Небо снова расколола молния. Меня осенило. Я расхохотался ужасным смехом.

Выглянув за холм, я с удовлетворением обнаружил, что лучников там не осталось. Однако главарь выкрикивал новые приказы, и я не сомневался, что они вот-вот найдут новые луки или заменят тетивы. Хуже того: они могут просто выйти из своего убежища и тупо задавить нас числом. Там все еще было никак не меньше дюжины бойцов.

Мартен по-прежнему молился, лежа ничком.

— Тейлу, в пламени не сгоревший, храни меня среди пламени!

Я пнул его ногой.

— Вставай, черт бы тебя побрал, а не то нам всем конец!

Он перестал молиться и поднял голову. Я крикнул что-то невнятное и наклонился, чтобы поднять его на ноги за ворот рубахи. Сильно встряхнул его и свободной рукой сунул ему его собственный лук, не понимая, как он тут оказался.

Снова полыхнула молния, и я увидел то, что видел он. Мои руки были по локоть измазаны кровью часового. Струи дождя размыли ее, но не смыли до конца. В короткой, ослепительной вспышке света кровь выглядела черной.