Страховка от жизни
Шрифт:
Я решила подойти с другого конца, чтобы усыпить его бдительность:
— Ты понимаешь, мне поручили в редакции написать статью о целесообразности существования такого института, как биржа труда, — на ходу сочинила я. И тут меня прямо понесло:
— Эмме предложили пройти соответствующие курсы. По окончании курсов ей смогли бы предложить работу с приличной зарплатой. Понимаешь, голова садовая? А Эмма отказалась. Вот я и хотела встретиться с ней и выяснить, почему она отказалась.
— Класс! — Мишка вновь захлопал в ладоши. —
— Не знаешь, кто ее нанял? — спросила я.
— Да бизнесмены какие-то. Муж с женой.
Склад с продуктами сторожить. Слушай, а как насчет той работы, от которой Эмма отказалась? Может, я подойду?
— Это от меня не зависит. Ты становись на учет на биржу труда. А они уж посмотрят. Только там тоже паспорт обязательно предъявлять надо.
Мишка, как незаслуженно обиженный ребенок, шумно вздохнул:
— И-их. Без бумажки ты букашка…
Я его сетования на судьбу пропустила мимо ушей. Меня другое интересовало.
— Посмотри-ка, муж, случайно, не этот господин? — И я показала своему пассажиру фото Свистунова.
Мишка обтер руки о полы пальто, аккуратно взял снимок, внимательно его рассмотрел и заявил, что знать его не может по одной простой причине, что никогда в глаза не видел. Не довелось. Поскольку о существовании милой супружеской пары услышал от самой Эммы.
— Только ты не распространяйся об этой работе. Склад-то подпольный. Ее наняли по-тихому.
Она просила никому не говорить. Даже когда Эмку милиция стала искать, я ни словом про то не обмолвился.
— Ну что ты, конечно, все строго между нами, — успокоила я Мишку.
Я высадила замотыринского дружка около его дома и отправилась к следующему объекту по своему плану.
Психиатрическая больница, где трудилась в последнее время Настя Калякина, находится на Аллынной горе. Оттуда весь Тарасов, покрытый плотной пеленой смога, виден как на ладони.
Остановившись у ворот клинического городка, я вышла из своей «девятки» и отправилась искать административный корпус.
Никаких машин. Ну разумеется — в пять часов рабочий день заканчивается, а стрелки часов неумолимо приближались к этой цифре. Меня окутали свежий, пьянящий воздух и оглушительная тишина. Даже не верится, что внизу, в городе, жизнь бурлит, как проснувшийся вулкан. Здесь же совершенно безлюдно. Последнее, правда, мне не очень понравилось. Даже проконсультироваться, в какую сторону двигаться, не у кого.
Я медленно брела по направлению к больничным корпусам, соображая, какому из них отдать предпочтение.
И тут из-за угла старого краснокирпичного здания вышел мужчина в
Он еле тащился, жестикулируя на ходу и рассуждая вслух с самим собой о чем-то, видимо, очень важном. Лицо у него такое было — сосредоточенное.
И я, прибавив шагу, двинулась к нему, потому что узнала Сашеньку. Того самого, с разными глазами.
Но подойти не успела.
Из подворотни частного дома, расположенного неподалеку, за решетчатой оградой больничного городка, вдруг выскочила собака. Нет, собака — это громко сказано: песик был размером меньше кошки Маруськи, любимицы моей подружки Ленки.
Японский пинчер бежевого цвета. Тонкие ножки, дрожащее тельце, глаза-бинокли, а остальное — уши. Как у гремлина, героя фантастического сериала.
Собачонка со звонким лаем метнулась к мужчине.
А тот с диким воплем: «Мамочки!» молниеносно кинулся к ближайшему дереву, благо в этих «сказочных» местах их предостаточно. И со скоростью, совершенно нереальной для его габаритов, вскарабкался на него, как обезьяна. У общительного пинчера аж истерика началась: ему так хотелось схватить дядьку за пятку или хотя бы за штанину.
Но непонятливый господин взгромоздился на ветку, которая сразу затрещала под его довольно грузным телом, и продолжал вопить, как ненормальный. Впрочем, чему удивляться, ведь так оно и есть. Он и вправду ненормальный. Псих то есть.
— Джульетта, девочка моя, — окликнула собачку женщина, выглянув из калитки. — Ах ты, маленькая хулиганка. Ты зачем опять так дядю напугала?
Ушастая Джульетта, ободренная нежным голосом любимой хозяйки, превзошла сама себя и, встав на задние лапки, принялась, как зайчонок, скакать вокруг ствола дерева, заходясь истошным лаем.
Женщина скрылась за кустами во дворе своего дома и через некоторое время появилась на больничной территории, направляясь к дереву и приговаривая:
— Да вы же уже знаете, что она не укусит…
— Уберите собаку! — вопил дядька. — Я с детства их боюсь. Ой, мамочки!
Ветка под ним снова угрожающе треснула.
Я подошла ближе, подняла глупышку-собачку на руки и обратилась к детине:
— Да слезайте же вы, наконец. Видите, она добрая. Меня не тронула и вас не тронет. Не пристало мужчине так себя вести. Вы же свалитесь.
Женщина приблизилась ко мне, взяла свою псинку, дрожавшую то ли от холода, то ли от охотничьего азарта, и, поблагодарив, направилась к дому, сказав мне:
— Подождите. Я закрою собаку в доме и лестницу принесу. Это ведь уже в третий раз. Он только залезть без лестницы может. А слезть у него пока не получается, — Ой, господи, я сейчас упаду. Помогите!!!
Мощный глас детины нарушил пронзительную тишину больничного городка. Мужчина беспокойно сучил ногами, обутыми в ботинки «прощай, молодость» на прорезиненной подошве, тщетно пытаясь дотянуться до более или менее надежного сука.