Страна багровых туч(изд.1960)
Шрифт:
— Двадцать лет! — ахнул Быков. — Это ж в команду надо набирать юнцов, чтобы экипаж в дороге не вымер естественной смертью…
— Э, брат! — засмеялся именинник. — А что ты скажешь о перелете Москва — Большое Магелланово Облако? Расстояние — сорок тысяч световых лет, то бишь четыреста миллионов миллиардов километров. Со скоростью света лететь сорок тысяч лет, и это, заметь, ближайшая к нам звездная система типа Галактики. Ну, как?
— Кошмар! Абсолютно нереально…
— А кто его знает! — Дауге хитро посматривал на потрясенного водителя. — Наука, как известно,
— Все равно, и двадцать — много, — проворчал Быков.
— Совсем не много, говорю я тебе, — сказал Иоганыч. — Утром заснул на Земле, в полдень проснулся где-нибудь около 61 Лебедя. Как в трансконтинентальном самолете или чуть помедленнее. Поглядел, пощупал, набрал диковинок и — назад.
— Ну, еще бы! Надо только уметь спать по десять лет сряду. Как раз по тебе, Иоганыч, перелет, — не удержался водитель.
Юрковский засмеялся.
— А ты про анабиоз слыхал? — наслаждался Дауге, нисколько не сердясь. — Анабиоз — это такое состояние организма, что-то среднее между жизнью и смертью, вроде обморока…
— Ну-ну… популяризатор, не загибай, — заметил Юрковский.
— Нет, я очень приближенно… В том смысле, что ощущения человека в анабиотическом сне такие же, как при обмороке…
— То есть вообще никаких ощущений.
— Ага… Так вот. При анабиозе все жизненные процессы протекают замедленно. Человек, так сказать, жив, но не живет: не стареет, не болеет, не растет…
— Ну, дальше, — поторопил заинтересовавшийся Быков.
— Вот и все. Поднимаешь звездолет над Землей, включаешь автоматическое управление, погружаешься в анабиотический сон и прекращаешь таким образом течение времени. Через десять лет тебя будит специальное устройство. Протираешь глаза, моешься, делаешь свое дело — исследуешь, собираешь материал — и обратно тем же манером!
— Здорово! — восхитился водитель. — Но это же фантастика все-таки!..
— Это уже не фантастика, — заметил Ермаков. — Но этот путь пока мало приемлем: у нас нет никакого опыта межзвездных полетов, риск слишком велик. Международный Конгресс никогда не даст согласие на подобную авантюру. Впрочем, есть еще одна дорога…
— Теория относительности… — торжественно начал Юрковский.
Дауге застонал.
— Помогите! СОС! Сейчас начнется — лоренцово сокращение временных интервалов… Тензор кривизны Римана — Кристоффеля!.. СОС!
— При чем здесь тензор кривизны? — возмутился Юрковский. — А лоренцово сокращение…
— Во-во! Начинается… Не надо, Володя, голубчик!
— Ну и черт с тобой! Оставайся в серости да в невинности… — Юрковский был явно задет.
— Нет, милый, ты не обижайся…
— На богом обиженного грех обижаться.
— Я имел в виду не теорию относительности, — вмешался Ермаков. — Я говорю об идее покойного Ллойда…
— А, да-да! — воскликнул Юрковский, оживляясь. — Механические астронавты!
— Это как? — спросил Быков.
— Вместо живых пилотов — кибернетические устройства. Роботы, — пояснил Ермаков. — Вы, наверное, слыхали о таких, Алексей Петрович?
— Д-да…
— Совершенно верно. Такие же роботы поведут звездолеты. Это, конечно, не люди, но они способны совершать целый ряд вполне осмысленных — с нашей точки зрения — операций. Они могут быть пилотами, и геологами, и биологами, и физиками, и счетными машинами, и радиопередатчиками — и все это одновременно. В определенных пределах, конечно. Это будут великолепные разведчики, пролагатели новых трасс. Будущее звездоплавания в значительной мере принадлежит таким киберпилотам.
— Замечательно! — Быков в восторге крутил головой. — Просто здорово.
— То-то же! — ткнул его в бок Дауге. — А ты говоришь — нереально, фантастично…
— Нет, вы представляете, — блестя великолепными зубами, разглагольствовал Юрковский, — на какой-нибудь безвестной планетке в системе Проксимы Центавра приземляется звездолет. Восхищенные обитатели сбегаются к нему со всех концов в радостном ликовании — прибыли друзья из чужого мира! И вдруг из люков выползают этакие чудища о шести ногах, поблескивающие металлом, — перемигиваются разноцветными лампочками! Удивительно похожие на живых и в то же время мертвые, холодные, непонятные! Если на планетке идет 1901 год от рождества Христова, то это будет фурор!..
— Чудища улетают, — подхватил Дауге, — увозя с собой пару разобранных домов и местную корову в банке со спиртом. Жители остаются в смущении и ужасе…
— Писатели сочиняют двадцать великолепных фантастических романов, — перебил восторженный Юрковский. — Двадцать ученых защищают двадцать докторских диссертаций на тему «Металлические формы жизни во Вселенной», и немедленно возникают двадцать религиозных сект, предающихся культу железных богов. А потом…
— А потом через двадцать лет прилетаем мы с Юрковским и объясняем истинное положение вещей. И начинается освоение под нашим руководством местной Венеры. Мы строим «Хиусы»…
— И все начинается снача-ала! — гнусаво пропел Юрковский.
— Да, и все начинается сначала. Захолустная Венера освоена и… вообще все сначала. Вечное движение, — глубокомысленно закончил Дауге.
Все засмеялись.
— У меня есть предложение… — сказал Юрковский.
— Извините, — прервал его Ермаков. Он поднялся и включил приемник.
Помещение сразу наполнилось свистом и скрежетом.
Геологи переглянулись.
— Связи нет? — тревожно спросил Дауге.
— Вторые сутки нет, — тихо ответил Быков, косясь на командира.
Ермаков повернул ручку приемника — скрежет сразу утих.
— Мы отправимся к «Хиусу»… — он поглядел на часы, — через час с лишним. Если, конечно, ничего не изменится…
Межпланетники оторопело поглядели друг на друга.
— Позвольте, — нахмурился Юрковский, — а Дымное море?
— Разве мы не пойдем в Дымное море? — с изумлением спросил Дауге.
Командир молчал.
— Потом… ведь Михаил Антонович, как мы договорились, должен привести «Хиус» сюда. Ракетодром готов к приему… Михаил ждет только вашего приказа…