Страна грез
Шрифт:
– Заткнись, - закатывала я глаза.
– Не понимаю, как такое вообще может нравиться, - пожимал плечами Роджерсон, а я шутливо поджимала губы и скрещивала руки на груди.
– Да, я тоже не всегда понимаю, как мне можешь нравиться ты.
– Но ведь нравлюсь, - он самодовольно улыбался и откидывался на сиденье. – Это всё волосы.
И он снова менял станцию.
Мама явно беспокоилась из-за моих частых прогулок по вечерам, пока отец не напомнил ей, что и Кэсс встречалась с мальчиками, и тогда она не делала из этого трагедии. Но вряд ли моя сбежавшая сестра
Через пару недель я перестала ездить на тренировки с девчонками из команды, Роджерсон постоянно появлялся возле моего дома, и то, что теперь он подвозит меня, даже не обсуждалось.
Однажды, по пути домой после школы, мы попали в пробку – и оказались буквально напротив автобуса, в котором ехали Рина и остальные. В окна я могла видеть их всех – Рина сидела на чьих-то коленях и флиртовала, накручивая на палец прядь волос, Келли и Чед разговаривали о чем-то, Элиза и Челси обсуждали журнал, который Челси держала в руках. Увидев нас в окно, Рина помахала и улыбнулась, но остальные девушки лишь окинули нас взглядом сверху вниз и начали шептаться о чем-то. Я была почти уверена, что они обсуждали меня.
– Господи, они все смотрят! – пробормотала я, сползая на сиденье. – Даже не хочу знать, что они говорят.
– Какая тебе разница? – поинтересовался Роджерсон, выкручивая руль, чтобы перестроиться в другой ряд, где движение казалось более оживленным. – Это же просто кучка идиотов. Не понимаю, почему ты общаешься с ними?
В этом был весь Роджерсон – делил мир на черное и белое, не признавал никаких оттенков и золотых середин. Все для него было либо хорошим, либо плохим. Мои друзья и школьная жизнь каким-то образом сразу попали во вторую категорию. Его друзья были старше, интереснее и, самое важное, среди них не было крутых футболистов или болельщиц. Когда мы выбирались на вечеринки, где я встречала Рину, Келли или кого-то еще из команды, это всегда было как-то неловко. Девчонки хотели, чтобы я осталась, разыскивали для меня стулья или предлагали напитки, а Роджерсон, прищурившись, наблюдал за мной, нетерпеливо постукивая ногой по полу и поглядывая на часы, всем своим видом показывая, что его дела здесь закончены, и нам пора идти.
Сейчас, когда мы проезжали мимо автобуса, я снова посмотрела вверх, на все лица, которые так часто видела в последние несколько месяцев – вот Келли, вот Мелинда, вот Майк Эванс… И все они тоже смотрели на нас, словно мы с Роджерсоном были какими-то редкими растениями в теплице, которые нужно изучать и обсуждать.
Когда Роджерсон прохаживался на их счет, я не знала, что ответить. Слушая его, мне становилось неясно, почему я провожу с ними время, ведь все его нелестные отзывы о них – правда. Наверное, так просто получилось – как и многое в моей жизни. Теперь, с ним, я чувствовала, что иду по своему пути, что я наконец-то делаю собственный выбор, что я наконец-то проснулась, вырвавшись из Страны грёз.
Я смотрела на все эти лица, и вот пробка потихоньку рассосалась, Роджерсон нажал на газ, и машина рванула с места, унося нас все дальше от оранжевого
***
Вернувшись домой из школы непривычно теплым ноябрьским днем, я обнаружила дверь на задний дворик открытой. Мама и Боу сидели снаружи на складных пластиковых стульях, вокруг них были разбросаны пакеты с семенами и цветочными луковицами, рядом валялись несколько маленьких садовых лопаточек. Внутри, в комнате, был включен телевизор, но его бормотание было тихим – «Скандалы Ламонта» начинались в шесть вечера.
Сквозь открытую дверь в дом врывался теплый ветер, донося до меня обрывки разговора мамы и соседки.
– Ох, Боу, ты просто невозможна! – говорила мама веселым голосом, качая головой.
Их стулья стояли спиной ко мне, так что я видела только их головы – мамину, с туго завязанным пучком, и Боу – рыжую, как огонь, волосы небрежно заколоты двумя карандашами. Соседка потянулась и подняла с земли какой-то буклет, начала листать его.
– Ты почти освоила гончарное дело, - сказала она маме. – Почему бы массажу не стать следующим шагом, логично?
– Боу, серьезно, - отозвалась мама, - что скажет на это Джек?
– Ладно, массаж выпадает. Тогда… Что насчет введения в ароматерапию?
– А это еще что?
– Использование разных запахов в арома-лампах, чтобы успокоиться или, наоборот, взбодриться, - объяснила Боу. – Хотя на некоторые масла может быть аллергия. А что ты думаешь о кондитерском деле?
– Звучит опасно для фигуры, - усмехнулась мама, и Боу цокнула языком, соглашаясь.
– Ну, а тебя саму что-нибудь интересует? – спросила она.
– Не знаю, - растерянно ответила мама. – Мы с Кассандрой иногда говорили о том, чтобы пойти на курсы фотографии. Она ругала мои семейные фото, говорила, что я совершенно не умею фотографировать и обрезаю людям головы. Мы собирались записаться туда летом, но потом она поехала на море, а когда вернулась, было как-то не до этого…
Её голос прервался, и теперь я слышала только шелест страниц буклета в руках Боу.
– Я написала ей уже пять писем, - наконец проговорила мама. – Каждый раз не знала, что сказать. Так сложно выразить все словами.
– Она ответит, когда будет готова, - успокаивающе произнесла Боу. – Я не думаю, что Кассандра несчастна.
– Да, но… - мамин голос звучал так потерянно, что мне захотелось подойти и обнять её, - Когда мы выбирали с ней все эти вещи, которые она должна была взять с собой в Йель, она казалась такой заинтересованной, ей нравилось все, что её ожидало! Что я сделала не так? – в отчаянии воскликнула она.
– Дело не в тебе, - мягко сказала Боу, и по её тону я поняла, что она говорит это не в первый раз.
– Что такого произошло, что она не могла поделиться со мной?
– Не знаю, Маргерет. Не знаю.
Вот так. Даже в окружении всех кукол, даже на занятиях гончарным делом, даже с моей группой поддержки и школьными мероприятиями мама все равно была несчастна, её все еще окружала та пустота, что оставила Кэсс после себя, когда сбежала без оглядки. Вокруг нас что-то происходило, шло время, лето сменялось осенью – вроде бы все как обычно, но в то же время все не так.
Хлопнула входная дверь – вернулся отец.