Страна игроков
Шрифт:
5
Маша прилично опоздала, однако Ребров злился ровно до тех пор, пока не увидел ее. Сердиться на красивых молодых женщин трудно, а на очень красивых - просто невозможно.
У Маши была прекрасная фигура, и она не собиралась ее скрывать, одеваясь во все облегающее и открывающее. Казалось, если бы кто-нибудь попросил ее раздеться, то она не стала ломаться, и только потом поинтересовалась бы: для чего это надо?
Последний раз Ребров видел ее в аэропорту, когда они прилетели из Сочи. Прощаясь у автомобильной стоянки, где оба оставили
Маша расцеловала Реброва, а затем со старательностью маленькой девочки вытерла помаду с его щек.
– Я по тебе соскучилась, - жеманно сказала она, словно приехала с другого конца света, а не работала все это время в двух кварталах от него.
– Именно поэтому ты мне позвонила?
Явно с иронией заданный вопрос ее нисколько не смутил. Она даже не обратила на эту легкую издевку внимания. Присев на скамейку, Маша стала покусывать большой палец, раздумывая, с чего бы начать.
– Понимаешь, ты мне нужен, как... для того...
– Она не могла подобрать точной формулировки.
– В общем, сейчас я пойду к одному потенциальному спонсору, у которого можно достать деньги для газеты.
– А как же этот... "теневой премьер"... Груднин? Вроде бы у тебя там все было на мази?
Маша брезгливо поморщилась.
– Лучше не напоминай мне о нем. Дутая величина. И еще - похотливый мерзавец. Я послала его подальше...
– А к кому ты идешь сейчас?
– поинтересовался Виктор.
– Это - глава крупной инвестиционной компании... Некто Соломатин. Вот за ним стоят реальные деньги.
Глаза ее загорелись уже знакомым Виктору мечтательным огнем. Она была неисправима.
– А зачем тебе нужен я?
– Ну-у-у, - замялась она в очередной раз.
– Я боюсь, если пойду одна, опять нарвусь на какие-нибудь мерзкие предложения... Ты понимаешь... Ну, пожалуйста, сделай одолжение...
– Зачем же ты оделась так, будто собираешься его соблазнять? озадачился Ребров.
Маша раздраженно взмахнула руками, удивляясь его непонятливости:
– А ты бы хотел, чтобы я пришла к нему в парандже?! Я ему, конечно, должна понравиться, но его надо держать на дистанции.
– Каким образом ты его удержишь, если он, дай бог, будет давать тебе деньги?!
– Ну это уж моя забота, - отмахнулась она.
– Так ты идешь?
Соломатин оказался симпатичным мужиком лет пятидесяти. Он слабо интересовался коленками Маши Момот, а еще меньше - ее планами по выпуску экономической газеты, в которой, как она с жаром рассказывала, акцент будет делаться на отражении инвестиционного климата в России, на деятельности инвестиционных компаний.
– Идея интересная, - промямлил он.
– Надо над этим подумать.
Еще Соломатин напоил их чаем и
– Ну как ты считаешь, мне удалось его заинтересовать? А как тебе он сам? Что ты думаешь об этой конторе?
– засыпала Маша вопросами Виктора, когда они уже шли по Мясницкой к центру.
– По-моему, встреча была неплохой. Он явно заинтересовался твоей... как ее... инвестиционной газетой, - не очень уверенно поддержал Ребров.
Они зашли перекусить в небольшое кафе.
– Теперь у меня точно все получится! Я дожму его!
– вновь и вновь повторяла Маша, с аппетитом уплетая совершенно безвкусную бледную курицу.
От возбуждения у нее горели глаза и щеки, и, как всякая счастливая женщина, она была в этот момент очень красива. Они выпили немного вина и, чуть захмелев, решили поехать в новый ресторан на Большой Никитской, открытый кем-то из артистических знаменитостей. Там они еще пили и много танцевали.
Весь вечер Маша говорила о своих планах, и только по дороге к ее дому вдруг со смехом сказала:
– Я все о себе и о себе. Как ты? Кстати, Большаков, хотя бы ради приличия, связывался с тобой после статьи?
– Нет, но мы с ним случайно встретились на небольшом приеме... у одного итальянца. Большаков сначала рассыпался в комплиментах, а потом сделал мне деловое предложение...
– Виктор постарался, чтобы его слова прозвучали иронично.
– Какое?
– Он хочет, чтобы я на него работал. Ну, не заметки писал, а как бы генерировал идеи, обеспечивающие союзу известность, привлекающие к нему внимание... Он всячески соблазнял меня, утверждал, что это - самое интересное, что может быть в жизни творческого человека.
– И что ты об этом думаешь?
– спросила Маша.
– Хм, я лишь могу сказать, что теперь думаю об этом постоянно... Змей-искуситель...
Маша Момот жила со своей старшей парализованной сестрой в большом сером здании в арбатских переулках. Двухкомнатная квартира оказалась сильно запущенной, с кучей огромных коробок, лыжами и стеклянными банками на антресолях - типичное для Москвы жилище бедных людей, не способных заставить себя выбросить даже футляр от дешевого подарка. И было понятно стремление Маши получить все и сразу.
Прижав палец к губам, она провела Виктора в одну из комнат, где, очевидно, жила сама, и ненадолго вышла. Почти сразу же за стеной послышались приглушенные голоса. Потом раздался шум воды и звон посуды на кухне. Звуки переместились в ванную, и вскоре Маша впорхнула в комнату, осторожно прикрыв дверь.
– Ты еще не разобрал кровать?
– спросила она и стала быстро раздеваться, словно они жили вместе уже сто лет.
Утром Маша напоила Виктора чаем, накормила бутербродами и тихонько выпроводила, пообещав позвонить на следующий день. Однако не сделала этого ни на следующий день, ни через неделю. Он сам звонил ей несколько раз, но она опять исчезла, словно провалилась сквозь землю.