Страна мечты
Шрифт:
Но после той встречи Калоджеро, как ему оказалось, окончательно понял советских. Это было в истории уже не раз — когда аристократия прежней империи разлагалась, предпочитая проводить время в увеселениях, и находились те, кто «знать не по крови, но по праву», свергали прежних хозяев, и основывали свою династию, правя поначалу решительно и сурово, в простоте и аскетизме, а после повторяя тот же путь. Русские еще и религию вздумали сменить, одну некатолическую ересь на другую, отдалено похожую — ну да, «самодержавие, православие..», слишком тесно прежняя их Церковь была связана со старой знатью, ну а коммунизм, это по сути та же религия, где роль Первосвященника играет Вождь Нации. Также, чисто по — деловому, Калоджеро отлично понимал отношение большевиков к собственности: ведь
Однако он не понимал, когда и в чем так сильно перешел дорогу новоиспеченной «героине Италии»! Ее выступление по московскому радио, и все, что она там наговорила про политику, было не лучше и не хуже и до того сказанного многими, прослушать и забыть. Но оскорбительное прозвище, оказавшееся неожиданно прилипчивым, било по авторитету Калоджеро даже среди своих, что говорить о толпе? Скажи такое какая-нибудь из жительниц Сицилии… нет, убивать бы ее не стали, зачем с дурочкой воевать, а лишь выдрали бы плетьми на площади, а затем устроили бы брачную ночь с десятком «солдат» Семьи, и довольно с нее, конечно, при условии, что она раскается и будет молить о прощении. Но как дотянуться до нее, сбежавшей в Россию? И вдруг такой подарок, прямо перст судьбы — ее отец оказался в Неаполе, в те самые дни, когда сама оскорбительница приехала в Рим! Что ж, пока мы не в том состоянии, чтобы по — крупному ссориться с Севером, тем более что и Церковь в дружбе с безбожниками, неслыханное дело! Но разве он потребовал слишком много, милосердно отпустив Винченцо — старшего к любимой дочери (а мог бы ведь и повесить!), с единственной вежливой просьбой, чтобы та извинилась за сказанные в запале и женской придури слова?
— Дрянь! Тварь! Подлая шлюха! — дон в бешенстве отбросил газету. Где подробно было расписано происшедшее в Риме вчера, 29 сентября — в присутствии не только множества гостей, но и репортеров с фотографами. Эта мерзавка, вместо извинения, не только прилюдно облила его, Калоджеро Виццини, почтенного и уважаемого синьора, прежним потоком грязи, но еще и во всеуслышание добавила обвинение в скотоложестве. Причем власти Тольятти вместе с церковниками явно намеревались все это раздуть! Война объявлена — ну что ж, придется ответить!
Для начала, составить список всех родственников этой сучки на территории Свободной Италии. Затем — ну мы же не уличная шпана, а серьезные люди? — все они будут избиты возмущенным народом, а после не арестованы, а изолированы, «для обеспечения их же безопасности», хе — хе! Ну а после можно и торг вести, я выпускаю всю эту публику на север, в обмен на публичные извинения. Мы ж не звери, нам результат нужен, а не кровь… хотя в крайнем случае придется, если не договоримся!
Дон Калоджеро отдал распоряжения, и занялся текущими делами.
Через два дня, 2 октября на его столе зазвонил телефон. Номер этого аппарата (в отличие от того, что стоял у секретаря) знали лишь наиболее доверенные члены Семьи. Дон поднял трубку — к удивлению, голос с того конца провода был незнаком.
— Синьор Калоджеро Виццини?
— Да, это я. Кто говорит?
— Майор Смоленцев, Советская Армия. По поручению Советского Правительства.
Муж этой дряни?! Говорит по — итальянски, правильно — но итальянцы произносят слова быстрее. И уже здесь, в Неаполе! Быстро нажать кнопку под столом — и в кабинет влетает секретарь. Сделать ему условленный знак — срочно определить, откуда звонят, и послать туда парней! А пока, затянуть разговор!
— Что вам угодно?
— Официально вас уведомить, что если с известной вам гражданкой СССР что-то случится, Советское Правительство будет очень недовольно. Так же под нашей защитой,
— А синьора Лючия не желает извиниться, за нанесенные мне оскорбления?
— Простите, синьор, это не оскорбление, а диагноз. От себя же лично могу добавить. Тронешь мою жену — получишь в кровники советский осназ. Мы притащили Гитлера живым — полагаете, ваши мафиози охранят вас лучше, чем полк Лейбштандарт СС вместе с гестапо? А тебя я даже убивать не стану — будешь в лагере в Сибири нужники чистить, как обещали вам мои друзья из Красных Бригад, «подобное к подобному».
— Вы знаете, что такое сицилийская честь?
— Я очень люблю свою семью, синьор Виццини. И считаю, что любой, кто ей угрожает, не должен жить. Потому, за каждого (или каждую) кто будет убит, ответит кто-то из твоего рода. Мы ожидаем, что все арестованные вашей бандой будут немедленно освобождены, и переданы нам — разумеется, с компенсацией вреда их здоровью и имуществу, а также морального ущерба. И не дай бог, кого-то забудете. Пока — делаю вам первое предупреждение, синьор Виццини. Если не выполните наши условия, будет и второе, и третье — ну а после за вами придут.
И в трубке раздались гудки. Да где этот чертов секретарь? Было ведь уже один раз такое, когда один нехороший человек, мир его праху, о покойниках плохо не говорят, тоже подумал, что телефон безопасен… пока он диктовал условия, парни через станцию вычислили номер, и приехали туда, через час этот гаденыш на коленях ползал передо мной — все же в технике разбираться, тоже бывает полезно! А если и этого героя сюда доставить, посмотрим, как сучка тогда заговорит? На Сицилии полвека назад семье врага отрезанную голову присылали — нет, сейчас это излишне, зачем мне всерьез воевать с русскими, достаточно просто обозначить, показать, в мои дела не лезьте, а то будут проблемы!
Ну вот, «лейтенант» вошел с докладом. Что, где, узнали, поймали? Что??!! Дьявол!!
— Синьор, на телефонной станции определили… Звонок был с линии на город, от штаба Седьмой американской армии.
И проклятым коммунистам (русским, и их приятелям с севера) нужно было еще и его, уважаемого Дона, унижение! Как еще объяснить, что на следующий день факт этого разговора и его пересказ попал в североитальянские (и даже некоторые «левые» южные) газеты? Вместе с оскорбительными карикатурами и издевательскими комментариями. А это уже было ошибкой с их стороны: Дон Калоджеро был не из тех, кого можно безнаказанно загонять в угол! Ведь сицилийская честь — это не отступать, ни в коем случае не показывать слабость. Иначе ты уже не Дон, даже в глазах своей же Семьи. И скорее всего, после долго не проживешь — Донов в отставке не бывает, пришедший на его место не оставит соперника в живых, при полной поддержке «лейтенантов», которые будут рады поддержать сильного, надеясь на собственное возвышение. Тем более сейчас, когда под его рукой много бывших «солдат» из Каморры и Ндрагеты, уж эти-то, вынужденные согнуться перед силой, тотчас же предадут, почуяв слабину! Будь дело сугубо конфиденциальным… нет, и тогда с русскими договариваться было бы нельзя, при такой манере, они могли бы огласить и после, или шантажировать возможностью огласки. А значит, с ними можно лишь — языком силы.
Три сицилийских предупреждения — это когда в первый раз просто разговор, во второй раз изобьют, в третий раз что-то отрежут, ну а дальше уже гроб… Значит, русским придется прийти сюда самим. И что бы о них ни говорили, это всего лишь обычные люди, они не умеют летать, становиться невидимками, проходить сквозь стены! Резиденция окружена высокой и крепкой оградой, в охране десяток боевиков Семьи — уже сегодня вечером будет три десятка, вооруженных автоматами. И еще, на ночь в сад можно выпускать собак — доберманов, натасканных на людей. В полукилометре отсюда полицейский участок, надо попросить префекта, чтобы наряд там был удвоен! Дон не был военным, но имел достаточный жизненный опыт, и здравый смысл — а потому, справедливо полагал, что победа всегда на стороне «больших батальонов», ведь сказавший это, Наполеон Бонапарт, уж точно был экспертом в военном деле?