Страна мечты
Шрифт:
Главное же действо развернулось у дома Торвальдсена. Целых две сотни полицейских и солдат, с двумя броневиками, окружили дом, заняв все соседние строения и господствующие высоты, и стали осторожно продвигаться к цели, перебежками, держа автоматы наготове. Наконец офицер стукнул в дверь — откройте, полиция! Вышел заспанный хозяин — и замер, под десятком нацеленных стволов. Солдаты ринулись в дом, и скоро доложили — чисто, больше никого не обнаружили, оружие тоже не найдено.
— Герр Мартин Борман? — спросил офицер — именем Шведского Королевства, вы арестованы!
Полицейский
Пленника со всей предосторожностью доставили в тюрьму. А затем, тем же вечером перевезли на борт русского военного корабля. Для отправки в Штутгарт, где уже начинал работу Международный Трибунал.
Мелочь, которую не учли в СД еще когда готовили канал, год назад. Настоящий Торгвальдсен (даже внешне имеющий некоторое сходство с Мартином Борманом), редкий случай для шведа, был католиком — и именно на этой почве поссорившись с родней, уехал в Баварию еще в тридцать втором.
Анна Лазарева. Москва. Ноябрь — декабрь 1944.
Как хорошо было потомкам, у которых был «интернет»! И новости, и общение — а тут, после того, как привыкла всю необходимую (и закрытую) информацию получать, такая скука и тоска!
Говорят, ждать и догонять, хуже нет. Сидеть в отпуске, когда в мире творятся большие дела, тоже! Безвылазно дома, лишь есть, спать, иногда выходить у подъезда на лавочке посидеть — как старушки это выдерживают, не представляю, я точно такой не буду, даже на пенсии. Пономаренко мне просто тепличные условия создал — про тетю Пашу, домработницу и повара, я сказала уже, так еще и Марию Степановну прислал, «для помощи, за няню и кормилицу». Женщина лет сорока, внешне очень похожа на жену красного командира из довоенного фильма «Девушка с характером» — жена командира — пограничника и есть. Ребенок у нее уже большой, полугодовалый. Третий уже по счету!
— Рожать, Анюта, в первый самый раз страшно. А после — все легче и легче. Это не болезнь ведь — а природа. Когда мать здоровая, то никаких трудностей не будет.
Ну да, без трудностей! Я тут столько медицинской литературы прочитала — ужас! Про всякие возможные отклонения и патологии — волосы дыбом встают! Марья Степановна, увидев, решительно указала все эти «справочники фельдшера» положить подальше и не прикасаться — поскольку это узко специально, для врачей. А в жизни все гораздо
— Я ведь первого своего, Ванюшку, прямо на заставе рожала, так получилось! Фельдшер принимал. Ну а второго, Павлика, в сельской больнице. И боялась очень — старая уже была, почти тридцать, когда решилась наконец. А тут Москва, врачи под боком, и ты молодая, сильная, спортом занимаешься — все у тебя будет хорошо!
Ну да, спортом! Даже гимнастику лучше не делать, в последние недели! На кровати валяясь, растолстею, расплывусь — а Михаилу Петровичу стройные нравятся!
— Глупая ты, Аня! На меня посмотри — хотя я физкультурой специально не занималась, ну кроме того, что жене командира РККА положено. А так, жизнь была такая, что никакого спорта не надо.
Спросила — а старшие ваши где? И тень на лицо Марьи Степановны набежала.
— Ванечку снарядом финским убило, когда мы от Кексгольма отступали. А Павличек в Ленинграде в Блокаду умер. Мы же там всю первую зиму, самую страшную, провели. И в эвакуации считай, не были совсем — в мае сорок второго нас вывезли, в Вологду, ну а весной сорок третьего уже немцев отбросили, и я назад поспешила, к мужу. Он в командировке сейчас, в Эстонии. Ну а мне велено, пока он не вернется, с тобой, помогать. Вот, Сашеньку родила — даст бог здоровья, и еще успею. Жизнь продолжается ведь, кончилась война!
Радость была — как перед самыми Ноябрьскими, Смоленцевы приехали, из Италии! Лючия сияет, умиротворенная, а фигура у нее изменилась заметно! Обновы показала, просто чудо — два новых пальто, платья, и всякая мелочь. Мне подарки привезла — швейную машинку (и себе, вторую), и еще по «двойному отрезу» на платье и на пальто (отрез простой, это сколько идет на единицу одежды, но при таком покрое как у нас, надо побольше), чтобы я сама заказала, по своей мерке. Но главное, новости были для меня, как воздух. В газетах наших конечно, писали, что в Италии творилось — но очень коротко. А тут, мне столько рассказали!
— А ведь церковники свою игру с самого начала вели — замечаю я — если у них уже была запись на магнитофон, значит они знали? Но хотели, чтобы ты начала — а они уже после вступят. Это и называется, Люся, большая политика — ничего личного!
Нахмурилась итальяночка. И спрашивает:
— То есть, мне и матери — Церкви нашей верить нельзя?
— Можно — отвечаю — но только помнить, что они прежде всего и всегда будут думать о своем высшем интересе!
— А вы? — спрашивать не прекращает — для вас тоже, государственный интерес будет выше чем я?
— Нет — отвечаю я серьезно — потому что это наше государство, наше дело, разницу понимаешь? А Римская Церковь нам союзник, дружественная, близкая в чем-то — но иная. Тут конечно, тебе решать окончательно, за кого ты, за нас или за них — но верю я, что расхождений у нас не предвидится. По крайней мере, мы с Римской Церковью вражды не начнем — если они первые не решат. Нет у нас принципиальных разногласий! И цели наши — церковным не противоречат.
Лючия помолчала, а затем выдала вдруг: