Страна Рождества
Шрифт:
— Что за черт?
Он потянул кнопку блокировки на дверце со стороны водителя, но та осталась вдавленной, словно была приварена.
Машина содрогалась на холостом ходу, по бортам ее поднимались выхлопные газы.
Деметр подался вперед, чтобы выключить зажигание, и ему был преподнесен второй сюрприз этого дня. Ключ не поворачивался. Он пошевелил его туда-сюда, затем надавил на него запястьем, но ключ не сдвигался с места — он был полностью повернут, и его невозможно было выдернуть.
Включилось радио, на полной громкости заиграв «Звон бубенцов» — так громко, что стало больно ушам, — песенку, исполнять которую в апреле не было никакого смысла. От
Теперь он видел, как выхлопные газы затуманивают воздух. Он ощущал вкус этих дурманящих испарений, от которых у него кружилась голова. Бобби Хелмс [84] заверил его, что время бубенцов — это самое подходящее время, чтобы прокатиться в санях, запряженных одной лошадью. Ему надо было заткнуть это дерьмо, надо было добиться какой-то тишины, но когда он повернул регулятор громкости, звук не убавился и вообще ничего не произошло.
84
Роберт Ли Хелмс (1933–1997) — американский певец в стиле кантри, за несколько дней до рождества 1957 года выпустивший свой самый мощный хит, песню Jingle Bell Rock («Звон бубенцов»).
Вокруг фар клубился туман. Сделав следующий вдох, он набрал полный рот отравы и зашелся в приступе кашля настолько напряженного, что ему казалось, будто у него отдираются внутренние ткани горла. Мысли мелькали, как лошадки на разогнавшейся карусели. Мишель не вернется домой еще час-полтора. До ближайших соседей было три четверти мили; никто вокруг не услышит его криков. Машина не выключится, замки не поддадутся, это походило на что-то из дурацкого шпионского фильма — он представил себе наемного убийцу, которого зовут чуть ли не Блоу Джобом, управляющего «Роллс-Ройсом» с помощью дистанционного пульта, — но это было безумием: он сам разобрал «Призрак» и собрал его снова — и знал, что в него не встроено ничего такого, что давало бы кому-то власть над двигателем, кнопками блокировки, радио.
Даже не додумав до конца этих мыслей, он шарил по приборной панели в поисках пульта автоматической двери гаража. Если в гараж не поступит свежий воздух, он через миг-другой потеряет сознание. На протяжении панического мгновения он ничего не нащупывал и думал, не там, он не там, — но потом его пальцы нашли его за выпуклостью, в которой помещался механизм рулевого колеса. Он сомкнул вокруг него руку, затем направил его на дверь гаража и нажал на кнопку.
Дверь загремела, поднимаясь к потолку. Рычаг коробки передач со стуком перевел себя в положение заднего хода, и «Призрак» выскочил из гаража, пронзительно взвизгнув шинами.
Натан Деметр закричал, схватился за руль — не чтобы управлять автомобилем, а лишь затем, чтобы за что-то держаться. Узкие белобокие покрышки цеплялись за усыпанную белой галькой подъездную дорогу, бросая камни в днище. «Призрак» мчался в обратную сторону, словно тележка на безумной обратной горке, опускаясь на триста футов по крутому склону подъездной дороги к шоссе. Натану казалось, что он кричал всю дорогу, хотя на самом деле он остановился задолго до того, как автомобиль проехал полпути вниз по склону. Крик, который ему слышался, колом встал у него в голове.
«Призрак» не замедлил хода, приближаясь к
Дорога была пуста, и, когда задние шины ударились об асфальт, рулевое колесо крутанулось в руках Натана так быстро, что ожгло ему ладони, и ему пришлось его выпустить. «Призрак» резко повернул на девяносто градусов вправо, и Натана Деметра бросило поперек переднего сиденья в левую боковую дверцу и ударило головой о железный каркас.
Какое-то время он не знал, насколько сильно ранен. Растянувшись на переднем сиденье, он моргал, глядя в потолок. Через окно со стороны пассажира он видел клонящееся к вечеру небо, темно-синее, с перистыми облаками в верхних слоях атмосферы. Он потрогал больное место на лбу и оторопел, глядя на кровь на своих пальцах, меж тем как флейта начала играть первые такты «12 дней Рождества».
Машина двигалась, самостоятельно переводя рычаг коробки передач вплоть до пятой. Натан знал дороги вокруг своего дома, чувствовал, что они едут на восток по маршруту 1638 к шоссе Дикси. Еще минута — и они достигнут пересечения, и — и что? Дунут прямо через него, может быть, воткнутся в грузовик, едущий на север, и будут разорваны на части? Эта мысль пришла ему в голову как возможность, но он не чувствовал, чтобы у машины была какая-то склонность к аварии, не думал, что она выполняет сейчас миссию камикадзе. Он в каком-то ошеломлении признал, что «Призрак» действует по собственному усмотрению. У него было дело, и он намеревался его выполнить. Сам он для автомобиля не имел никакого смысла, может быть, «механизм» его присутствие не более, чем собака может осознавать присутствие клеща, застрявшего в шерсти у нее за ухом.
Натан приподнялся на локте, покачнулся, окончательно сел и посмотрел на себя в зеркало заднего вида.
На нем была красная маска крови. Снова дотронувшись до лба, он нащупал шестидюймовую рану, пересекавшую линию волосяного покрова. Он легонько исследовал ее пальцами и ощутил под ними кость.
«Призрак» начал замедляться перед сигналом СТОП на пересечении с шоссе 60. Натан смотрел, загипнотизированный, как рычаг коробки передач перешел с четвертой на третью, затем клацнул, становясь на вторую. Он снова начал кричать.
Перед ним, ожидая у сигнала СТОП, стоял универсал. На заднем сиденье теснились три белобрысых ребенка с пухлыми лицами и с ямочками на щеках. Они обернулась, глядя на «Призрак».
Он захлопал руками по лобовому стеклу, размазывая по нему ржаво-красные отпечатки.
— ПОМОГИТЕ! — закричал он, меж тем как теплая кровь стекала по лбу на лицо. — ПОМОГИТЕ, ПОМОГИТЕ, ПОМОГИТЕ МНЕ, ПОМОГИТЕ МНЕ, ПОМОГИТЕ!
Дети необъяснимо усмехались, как будто он вел себя совсем глупо, и неистово махали руками. Он начал бессвязно кричать — звук, издаваемый на бойне коровой, скользящей в дымящейся крови тех, с кем покончили раньше.
При первом же разрыве в транспортном потоке универсал повернул направо. «Призрак» свернул налево, ускоряясь так быстро, что Натан Деметр чувствовал, будто невидимая рука придавливает его к спинке сиденья.
Даже при поднятых окнах он чувствовал чистые запахи раннего лета — благоухание скошенной травы, запах дыма от барбекю на задних дворах, зеленый аромат свежих почек на деревьях.
Небо краснело, словно тоже истекало кровью. Облака были подобны лохмотьям золотой фольги, впечатанным в него.