Страна Семи Трав (илл. В. Юдина)

Платов Леонид Дмитриевич

— Плохое курево, плохое, — жаловались они Ветлугину вполголоса. — Раньше было лучше, крепче. Голова делалась веселой, ясной. Но нельзя об этом говорить…

И курильщики боязливо оглядывались, не подслушивают ли Якага или Ланкай.

Неужели «дети солнца» курили когда-то настоящий табак, а не эту зловонную смесь?..

3

На все эти мучившие Петра Ариановича вопросы могли ответить два человека в котловине: шаманка и ее муж, хранители тайны Маук, — только они, больше никто.

Однако

географу с некоторого времени стало казаться, что кое о чем, пожалуй, порассказал бы ему — если бы очень попросить — еще и третий человек.

Этим третьим был Кеюлькан, внук Хытындо, ее любимчик.

Не слишком вдумчивому наблюдателю могло представиться, что в семье шаманки повторяется довольно заурядная ситуация: ревнивая бабушка безрассудно, как все бабушки, балует единственного внучка, перетягивает его на свою сторону, старается рассорить с родителями.

Кеюлькан неизменно получал лучшие куски во время трапезы. Кеюлькан спал допоздна. Кеюлькана не утруждали собиранием хвороста и другими работами по дому. Кеюлькану даже разрешалось играть ритуальным бубном и примеривать разноцветные погремушки, которые Хытындо надевала, совершая свои магические церемонии.

В этом, по-видимому, и была разгадка — в погремушках! Шаманка готовила себе преемника. Якага был глуп, неловок, забывчив. К старости свойства эти не уменьшились, а, наоборот, усилились. Все чаще во время ворожбы приходилось Хытындо бросать на мужа многозначительные взгляды и сердито бормотать: «Опять злой дух толкнул меня под руку!»

Кеюлькан был куда смышленее. Уже в детстве он отличался острым умом и подвижностью — вертелся под ногами как юла. С годами выровнялся, стал стройным юношей, почти на голову выше Нырты. Лицо его с широко расставленными черными глазами сохраняло всегда плутоватое выражение, даже на торжественных ритуальных выходах, во время которых он сопровождал увешанную побрякушками величественную шаманку в качестве ее второго ассистента.

Несомненно, шаманка хотела, чтобы власть не уходила из семьи. Нырта и его жена Фано, по мнению Хытындо, не обладали необходимыми для этого способностями. Вот почему она начала постепенно, с малых лет приучать к «делу» внука.

С десятилетнего возраста бабка держала его неотлучно при себе. В жилище Хытындо будущий шаман проходил предварительную подготовку, обучался владеть бубном, «странствовать во сне под облаками», прорицать и прочее.

Петр Арианович знал: бабушкин любимчик — сластена, хитрец, вдобавок с ленцой, и недолюбливал его.

Их отношения прервались в раннем детстве Кеюлькана. В дальнейшем шаманка ревниво старалась оградить внука от влияния чужеземца.

Кеюлькан сделал первые шаги навстречу Ветлугину вскоре после схода племени, на котором географ рассказал о переменах, происшедших за перевалами.

Несмотря на отказ «детей» солнца» идти за ним в тундру, Петр Арианович был полон самых радужных надежд. Теперь уже недолго осталось ждать! Помощь придет из-за перевалов! Письма его, наверно, дошли до адресата, не могли не дойти!

А пока в нетерпеливом

ожидании географ спешил сделать свое открытие более полным, законченным.

Наблюдая погоду, Петр Арианович пользовался приборами собственного изготовления. (Некоторый опыт метеоролога он приобрел еще в 1915 году в Акмолинской области, где начинал свою ссылку.)

Система, точность, регулярность наблюдений особенно важны в метеорологии. Начав, надо продолжать и обязательно кончить. Что бы ни происходило с Петром Ариановичем — болел ли, занимался ли решением других научных задач, был ли удручен тоской по родине, по дому, или озабочен новыми кознями Хытындо, — независимо ни от чего он проводил свои метеорологические наблюдения в определенное время.

Однажды, присев на корточки подле своих самодельных приборов, Петр Арианович услышал подозрительный шорох и оглянулся. Он успел заметить плутоватую рожицу Кеюлькана, который высунулся на мгновение из кустов.

«Соглядатай Хытындо», — с раздражением подумал Петр Арианович, пожал плечами и продолжал возиться с приборами. Но соглядатай не уходил. Через некоторое время шорох повторился. На этот раз Кеюлькан уже не думал прятаться. Он стоял в кустах во весь рост, независимо заложив руки за спину, и спокойно наблюдал за Ветлугиным.

Такая назойливость возмутила географа, и он приказал Кеюлькану идти прочь. Усмехнувшись, будущий шаман удалился неторопливой походкой.

Однако он пришел и на следующий день. Устроился поудобнее неподалеку и, не таясь, смотрел, как Петр Арианович записывает показания метеоприборов. Неловко было его прогнать. В поведении юноши не было ничего вызывающего: он просто сидел и смотрел.

Затем Кеюлькан стал приходить почти каждый день. Постепенно Петр Арианович привык к его присутствию. Он чувствовал внимательный взгляд юноши, но решил не волноваться по пустякам. «Шпионит? Ну и пусть! — думал он. — Такой шпион все же приятнее этой обезьяны Якаги».

Как-то, стоя на коленях у маленького гигрометра, сделанного на скорую руку из двух соломинок, географ заметил, что внук шаманки нарушил почтительную, добровольно избранную им дистанцию. Бесшумно приблизившись, он сейчас стоял бок о бок с Ветлугиным. Голова Кеюлькана очень забавно, как-то по-птичьи, склонилась набок. Живые черные глаза были широко открыты.

— Я понял, — медленно сказал он, продолжая смотреть на гигрометр. — Когда в воздухе сыро, стебельки намокают и расходятся. А черточки на доске ты сделал, чтобы знать: очень ли сыро или не очень. Я все понял!

Он торжествующе засмеялся, потом присел на корточки и осторожно коснулся гигрометра. Вероятно, ему давно уже хотелось сделать это.

В тот день разговор вертелся лишь вокруг гигрометра. На другой день Кеюлькан проторчал часа два у флюгера, глубокомысленно следя за тем, как поворачивается маленькая стрела, укрепленная на крестообразно положенных палках.

— Твое колдовство интересное, — сказал Кеюлькан Петру Ариановичу. Потом подумал и добавил убежденно: — Интереснее колдовства Хытындо.