Страна смеха
Шрифт:
Глава 3
Примерно через неделю я остался вечером дома, чтобы кое-что прочесть. Редкий случай — в моей норе было даже уютно, потому что на улице бушевала одна из тех зимних бурь, когда противный секущий дождь ежеминутно сменяется мокрым снегом и наоборот. Но после Калифорнии, где всегда одинаково солнечно, климатические перепады Коннектикута имеют для меня свою прелесть.
Около десяти часов раздался звонок в дверь, и я встал с мыслью, что, наверно, какой-нибудь шут снес со стены раковину в мужском умывальнике или выбросил в окно соседа по комнате. Общежитие школы-интерната —
На ней было черное пончо до колен, с капюшоном, и она напоминала священника времен инквизиции, разве что ее накидка была резиновой.
— Пришла вот навестить. Не возражаете? У меня есть кое-что показать вам.
— Заходите-заходите, очень здорово. А я-то думал, с чего бы это «Персиковые тени» сегодня так разволновались.
Когда я сказал это, она уже стягивала через голову накидку и остановилась, чтобы улыбнуться мне. Тогда впервые я заметил, какая она маленькая. На фоне черного, блестящего от дождя пончо ее мокрое лицо сияло белизной. Странной розоватой белизной, но мило и как-то по-детски. Я повесил мокрую накидку и жестом пригласил Саксони пройти в комнату. В последний момент мне вспомнились ее куклы, и что она еще не видела мои маски. Подумалось о последней женщине, входившей посмотреть на них.
Саксони сделала два шага в комнату и остановилась. Я стоял позади и поэтому не мог видеть выражения ее лица в первый момент. А хотелось бы увидеть. Через несколько секунд она двинулась к ним. Я стоял в дверном проеме, гадая, что она скажет и какую захочет потрогать или снять со стены.
Никакую. Она долго смотрела и в какой-то момент потянулась к багровому мексиканскому черту с толстой синей змеей, что высовывалась из его рта и свивала кольца вдоль носа, — но остановила руку на полпути, уронила вдоль туловища.
Все еще спиной ко мне, она проговорила:
— Я тебя знаю.
Я навел одну из моих самых циничных ухмылок пониже ее спины:
— Ты меня знаешь? То есть знаешь, кто мой отец? Это не такой уж секрет. В любой день включи по телевизору «Вечерний сеанс».
Она обернулась и засунула руки в накладные кармашки все того же джинсового платья, которое было на ней тогда в лавке.
— Твой отец? Нет, я имела в виду тебя. Я знаю тебя. На следующий день я звонила в школу и как следует расспросила. Сказала, что я из газеты и пишу статью о тебе и твоей семье. — Двумя пальцами она вытащила из кармана сложенный клочок бумаги и развернула. — Тебе тридцать лет, у тебя были старшие брат и сестра — Макс и Николь. Они разбились в той же авиакатастрофе, вместе с отцом. Мать живет в Личфилде, штат Коннектикут.
Я был ошеломлен как самим фактом, так и нахальством, с которым она призналась в своих деяниях.
— Секретарша сказала, что ты заканчивал колледж Франклина и Маршалла, в семьдесят первом. Здесь ты четыре года преподаешь американскую литературу, и один парень из твоего класса сказал, что как учитель ты, открыть кавычки, в порядке, закрыть кавычки. — Она снова сложила бумажку и засунула ее в карман.
— Ну и к чему это расследование? Я что, под подозрением?
Она не вынимала рук из карманов.
— Я люблю знать… о людях.
— Да? И что дальше?
— А ничего. Когда ты сходу предложил такие деньги за
— А я, знаешь, как-то не привык, чтобы на меня заводили досье.
— Почему ты бросаешь работу?
— Я не бросаю. Это называется отпуск за свой счет, Джей Эдгар [10] . Да и в любом случае, тебе-то что?
— Посмотри, что я принесла тебе показать. — Она что-то вынула из-за спины, из-под своего серого свитера, и протянула мне. Ее голос звучал взволнованно: — Я слышала о ней, но даже не думала, что удастся когда-нибудь найти. Всего-то тысяча тираж. А тут наткнулась вдруг в Нью-Йорке, в «Готэме». Я годами за ней охотилась.
10
Джей Эдгар — Имеется в виду Дж. Эдгар Гувер (1895—1972), основатель ФБР (1924) и его бессменный директор. Собирал досье на многих влиятельных лиц и, как считается, именно благодаря кладезям компромата продержался на своем посту при всех администрациях.
Это была маленькая брошюрка, напечатанная на восхитительно толстой бумаге с грубой текстурой. По картинке на обложке (как всегда, Ван-Уолта) я понял, что это Франс, но не представлял, что именно. Заголовок гласил «Анна на крыльях ночи», и меня сразу удивило, что в отличие от остальных его книг в тексте иллюстраций не было — только на обложке. Простой черно-белый рисунок пером изображал девочку в брезентовом комбинезоне, идущую в лучах заката к железнодорожной станции.
— Я даже не слышал о ней. Как… Когда она была издана?
— Не слышал? Правда? Никогда?.. — Она осторожно извлекла книжку из моих жадных рук и провела пальцами по обложке, словно читая шрифт Брайля. — Это роман, над которым он работал, когда умер. Невероятно, правда? Роман Маршалла Франса! Говорили даже, что он его закончил, но его дочь Анна противится изданию. Это, — в ее голосе звенел гнев, и палец обвинительно уперся в обложку, — единственная часть, которую кто-либо видел. И книжка совсем не детская. Трудно поверить, что это он написал, она очень сильно отличается от всего остального. Такая печальная и… странная.
Я снова вытянул книжку у нее из рук и осторожно раскрыл.
— Это только первая глава, видишь, но даже она довольно длинная — почти сорок страниц.
— Не возражаешь, м-м-м, если я немного посмотрю ее один, минутку всего?
Она мило улыбнулась и кивнула. Когда я оторвался от книги, Саксони входила в комнату с подносом, нагруженным чашками и всеми английскими булочками, что я планировал съесть на полдник завтра и послезавтра, тут же пыхтел паром мой медный чайник.
Она поставила поднос на пол.
— Не возражаешь? Я целый день ничего не ела и страсть как проголодалась, а тут увидела их…
Я закрыл книжку и откинулся на спинку кресла, наблюдая, как Саксони поглощает мои булочки, и не мог удержаться от улыбки. А потом с бухты-барахты взял и выболтал свой план насчет биографии Франса.
Я понимал, что если и мог предварительно поделиться с кем-нибудь своим замыслом, то только с ней, но, рассказав, я сам смутился своего энтузиазма. Подойдя к стене с масками, я сделал вид, что поправляю Маркизу.