СТРАНА ТЕРПИМОСТИ (СССР, 1980–1986 годы)
Шрифт:
А здесь в больнице, не зная своего будущего, Ксения впервые рассказала постороннему в общем-то человеку историю своей жизни, причину, побудившую ее совершить безумный поступок. А как иначе его назвать? Даже врач-психиатр заявила, что она была на грани помешательства. Да не на грани! А за гранью, ну, может, шажок оставался. Ну, жива же осталась, в конце концов!
У нее было много времени для того, чтобы не спеша разобраться в прошлом, в себе самой, в своей душе. Она была, не зная о том, цельной натурой, может, как природный алмаз из земли ее предков– бурятов. А что происходит с алмазом, когда его дробят на кусочки, гранят и превращают в бриллианты, в угоду богачам? По живому? Он, наверное, умирает. Так и она. Будучи цельной, стала разваливаться
Ксения навещала Альвину в Раковом корпусе напротив Центрального стадиона. Несчастная знала, что умрет, но до последнего часа оставалась верной себе: ни слез, ни жалоб, ни истерик. Ксения носила ей свои стихи, и Альвина, лежа на смертном одре, плакала, читая их, и заверяла, что Ксения очень талантлива, что она настоящий поэт. До больницы они изредка встречались, делились чем-то своим женским. Дочь Альвины влюбилась во врача, старше ее на двадцать лет, и стала с ним жить. Наверное, это ускорило раннюю кончину матери. У Ксении не было близкого человека ни до, ни после двухмесячного заточения в больницах. Вот Альвина и заняла это место, как-то запала в ее душу, и на ее ЮБИЛЕЙ она посвятила ей стих:
Она тогда лежала уже в своей совминовской больнице, Альвина пришла за ней, и Ксения, будучи на костылях, умудрилась перелезть через забор и отправиться к юбилярше домой, благо она жила недалеко от больницы. Таким же путем она вернулась, правда, в сильном подпитии. Ей удалось без шума опять перелезть через забор и благополучно очутиться в своей постели.
Но это было уже после выписки из травматологии. А пока они общались, читали, к ним приходили посетители. Была два раза Салта, попросила, если что, сказать мужу, что она каждый вечер посещала Ксению.
– Интересно, где я увижу твоего мужа? И с какой стати он меня будет спрашивать, была ли ты у меня? – Ксения поняла, что Салта завела очередного мужичка.
– Ну, мало ли бывает случайностей в жизни.
– Мне-то что, скажу.
В палате между тем бурлила жизнь. Молодые женщины частенько выпивали, выходили покурить, на свидания с парнями, громко смеялись, рассказывали скабрезные анекдоты. Одна из них довольно симпатичная молодая женщина на костылях поставила цель: соблазнить молодого и симпатичного хирурга, лечащего врача их палаты. Почти вся палата хором обсуждала эту тему, давая советы и рекомендации. И как-то в его ночное дежурство она переспала с ним и после ходила в героинях. А бедный хирург при встрече с ней прятал глаза. Короче, больные жили полнокровной жизнью, не считая себя обделенными судьбой.
Из записной книжки: Куда ни сунься, везде бардак. Где больше, где меньше, но везде. Некоторые больные употребляют свою болезнь во зло и терзают своих близких, пользуясь тем, что им не ответят, как должно. Особенно озлоблены калеки, безнадежные физические уроды. За свое личное несчастье они готовы мстить всему человечеству. Мне кажется, я не смогла бы дружить с калекой. Отнюдь, не из-за эгоизма.
Ксении было здесь спокойно, и она даже на чей-то день рожденья угостила сопалатниц совминовскими деликатесами и приняла участие в распитии вина. С аппетитом поела, а ночью чуть не загнулась от колик. Она долго терпела, но потом ей пришло в голову, а вдруг это заворот кишок? Ведь она лежит на спине уже второй месяц. Она все же позвала дежурную сестричку, извинилась и попросила помощи. Та дала ей сильное болеутоляющее, и она вскоре заснула.
Больше в подобных мероприятиях она не участвовала, но угощать женщин продолжала. Одна-единственная мысль точила ее: не остаться хромой. Стоило ей представить мысленно сочувственные внешне, но злорадные и довольные в глубине души лица некоторых сослуживиц, ее захлестывало чувство негодования на себя. Она уже не радовалась, что осталась жива, ей было мало этого, она хотела снова быть такой, какой была: красивой и вызывающе-дерзкой, ходить с высоко поднятой головой, смотреть всем прямо в глаза, а не прятать взгляд.
В один из дней мать принесла ей письмо от Вовки. Он писал:
Здравствуй, Ксения!
Ты, возможно, догадаешься по почерку, что пишу это я. Скажешь, для чего это нужно? Просто ты всегда живешь в моей памяти, как что-то святое и единственное, что дорого в моей жизни. Ирония судьбы?! Да! Кажется, пора бы все забыть, к тому же обратной дороги нет. Но все же я решил написать тебе, тем самым утешить себя. Мне очень скучно быть одному. Понимаешь, в моем возрасте глупо говорить о любви, но я всегда считаю ее единственной, неповторимой. Думаю, что это справедливо.
Вот уже шесть лет, как прекратилась наша переписка. Довольно-таки большой срок, но кажется, что это было совсем недавно. Семь лет переписки и два года дружбы оставили неизгладимую память в моем сердце – память на всю жизнь. Если мне посчастливится с тобой встретиться, то я буду очень рад и благодарен судьбе. Ксения, прости за нескромное вторжение. Я очень признателен тебе за все хорошее, сделанное тобой в моей жизни. Прощай! В.
Она читала и плакала, нахлынули воспоминания. Юность предстала такой далекой, светлой и неповторимой. Но она прошла и не вернется. У Вовки своя жизнь и не надо в нее вторгаться, дважды не войдешь в одну реку. А у нее своя, сама выбрала наперекор здравомыслию и сопротивлению родителей. Значит, и винить некого. Надо жить дальше.
Часто думала о возвращении домой к мужу. Обида продолжала жить в ее душе, хотя она была благодарна ему за нынешнее отношение. Каждый вечер он навещал ее. Женщины в палате удивлялись, восхищались, завидовали, говорили в открытую: «Красивый у тебя муж, любит тебя, счастливая ты!» Если бы она любила его! Духовное для нее оказалось выше и ценнее, чем интимные отношения. А понимания и духовной близости между ними не было с самого начала. И чем дольше они жили вместе, тем дальше отдалялась от мужа Ксения.
Она по-прежнему много читала, благо была такая возможность на рабочем месте, много размышляла над прочитанным, над окружающим ее миром, людьми, обществом. Ренат жил обычной, как живут миллионы людей, жизнью: работа – дом, телевизор, изредка – книга. По выходным – хозяйственные дела, никаких культурных мероприятий. Она же рвалась из такого, как ей казалось, примитивного существования. Она обожглась на любовной связи, ей оказалось не по силам лгать и притворяться. Возможно, она искала выхода духовной энергии, которая буквально кипела и клокотала в ней, как вулкан.