Страна желанная
Шрифт:
Дед оборвал рассказ, потом сказал, опустив голову:
— А деревня Светлые Ручьи звалась, милок, Светлые Ручьи.
Старик всё повторял: «Светлые Ручьи, Светлые Ручьи» и, казалось, не мог остановиться. Губы его дрожали, слезы давно бежали по изрезанному морщинами, бурому лицу и падали на длинную спутанную бороду. Он не унимал слез и не вытирал их. Они бежали и бежали вниз двумя тоненькими прозрачными ручейками, и Глебке вдруг подумалось, что вот они светлые ручьи, и странным показалось
— Деда, — сказал он негромко. — А как же ты назад пришёл в деревню? Они же придут опять рыжие-то шубы и стрелять опять будут. Они ж не велели.
— Не велели, — усмехнулся старик. — Кто ж мне заказать может на той земле селиться, на которой и деды мои и их деды испокон веку сидели.
Он выпрямился, снял порыжевшую старую рукавицу с правой руки, вытер мокрое от слез лицо, снова надел рукавицы и взялся за топор.
— Вот срублю новую избу, вместо порушенной. И другие, дай срок, воротятся.
Старик сильно ударил топором по затёсу. Потом скомандовал Глебке:
— А ну, взялись, малый! Положим, благословясь, первое брёвнышко.
Глебка снял лыжи и помог уложить бревно на расчищенный подстенок. Его прошиб пот. Он вдруг почувствовал страшную усталость и без сил опустился на только что положенное бревно.
Старик покачал головой.
— Видать, издалече идёшь. Притомился да и оголодал, верно. И мне-то невдомёк старому. Ах ты, господи. Ты вот что, ты пойди, давай, вот этой тропкой вниз под угор, она тебя к подполу приведёт под избой горелой. Там картошки чугунок найдёшь. Потолкуй с ним с глазу на глаз и вались на лавку спать.
— Ага, — кивнул Глебка, облизывая губы при одном упоминании о картошке. — А ты скоро, деда, избу свою кончишь?
— То не моя. То Родивона Дятлова пепелище. После него, вишь ты, старуха осталась. Ей лажу избу. За обчество, старый, первым жизнь ведь положил. Его старухе и избу первую от обчества.
Старик уверенно ударил топором по новому бревну, и длинная желтоватая щепа с хрустом отвалилась насторону.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. РЫЖИЕ ШУБЫ
В Светлых ручьях Глебка пробыл весь следующий день. Он помог старику, назвавшемуся Аниканом Поповым, положить в дятловскую избу ещё несколько брёвен. От старого Аникана Глебка узнал дорогу на Шелексу. Когда рано утром Глебка уходил из Светлых Ручьёв, старик дал ему на дорогу полную торбу картофеля и несколько пригоршней печёной репы-опалихи. Глебка, уходя, оставил Аникану полкоробка спичек.
— Вот удружил, — обрадовался старик спичкам. — Дом-от без огня, сам знаешь, как человек без души.
Он проводил Глебку до околицы и сказал на прощанье:
— Ну, добра делу твоему.
Глебка,
Глебка припустил к лесу, а когда снова оглянулся, позади не было уже ни старика Аникана, ни Светлых Ручьёв, ничего, кроме одинокой лыжни.
Вскоре Глебка, как и сказал ему старик, вышел на наезженный зимник. Он пошёл по нему на восток, но не успел пройти и полкилометра, как бежавший впереди Буян вдруг остановился, принюхиваясь.
Глебка сошёл с дороги и быстро углубился в лес. Отойдя метров на пятьдесят, он спрятался за сугробом и подозвал к себе Буяна. Через несколько минут послышался скрип снега, топот множества ног, И Глебка увидел приближающийся отряд белогвардейцев. Они были в рыжих шубах и в белых парусиновых шекльтонах, надетых поверх ботинок.
При виде рыжих шуб Глебка насупился и часто задышал. Губы его сжались, сердце заколотилось сильно и неровно. Он не мог спокойно смотреть на эти рыжие шубы. Каждый раз, как они попадались на его пути, случалось что-нибудь подлое и жестокое: они убили батю, убили Василия Квашнина, избили Ульяну, стреляли в воронихинцев, замучили насмерть Родивона Дятлова и его односельчан, спалили Приозерскую, спалили Светлые Ручьи и жителей выгнали в лес на мороз, как выгнали самого Глебку из его собственного дома. При взгляде на них у Глебки сжимались кулаки.
Глядя на ненавистные рыжие шубы, Глебка вдруг стал думать, что путь на Шелексу лесами дальний и окольный, а в семи верстах отсюда, как говорил Аникан, бежит железная дорога и находится большой разъезд. Вот эти рыжие шубы идут, верно, к железной дороге, а по ней, как пить дать, поедут на фронт. По железной дороге к фронту мигом можно долететь, а там сойти с дороги, углубиться в лес и перейти линию фронта в лесной глухомани.
Этот план показался Глебке очень заманчивым. Он был прост и быстро вёл к цели, во всяком случае гораздо быстрее, чем блуждание по глухим непролазным лесам.
Глебка заёрзал за своим сугробом: так захотелось ему немедленно начать действовать, чтобы привести в исполнение мгновенно созревший план.
Отряд прошёл по зимнику мимо. Глебка дал ему отойти шагов на триста, снял сыромятный ремешок, которым подпоясан был ватник, обкрутил им Буянову шею и, взяв пса на поводок, пошёл лесом вдоль дороги позади отряда.
Часа через полтора отряд вышел к какому-то разъезду. Разъезд был большой, больше иной станции. Он превращён был интервентами в прифронтовую перевалочную базу. На путях стояли вереницы теплушек. Много вагонов было снято с колёс и поставлено рядами вдоль путей. В них жили солдаты прифронтовых частей. Вокруг двух служебных домиков, стоявших возле главного пути, разросся целый посёлок из дощатых бараков, пакгаузов и других строений.