Страницы моей жизни. Воспоминания, рассказы, сказки, эссе

Хейдок Альфред Петрович

В окрестностях Змеиногорска расположены процветающие колхозы. Одному из них, «Россия», исполнилось тридцать лет, и двадцать девять лет председателем его состоит Шумаков. Из захудалой деревни Барановки он сделал образцовый колхоз, о котором немало написано в газетах. Но меня интересует, что говорит о нём простой народ – лучший судья. И слова этого судьи кратки и метки. Высокий мужчина на остановке автобуса сказал:

– Шумаков нашумит, но дело сделает.

А другой, рядом стоящий, тут же добавил:

– Там самый плохой колхозник собственную машину имеет.

Выразительно, лучше не скажешь. У нас было мало времени – промежуток между двумя рейсами автобуса. Оказалось, что колхоз «Россия» имеет

всё своё – школу, больницу, столовую, магазин и т. п. В продуктовых магазинах девушки в модных причёсках и белых халатах отпустили нам хорошего кофе и сардины, которых в городе не было. Любители модной теперь облепихи могли запивать обед в столовой колхоза её соком. Облепихи тут много, её и прочие ягоды разводит в большом количестве совхоз «Янтарный».

Мой очерк начался с заверения местной жительницы о превосходстве змеиногорского климата над другими; чтобы не отнести это заверение в поговорку, что «всякий кулик своё болото хвалит», привожу свидетельства двух мам. У одной дети живут в Барнауле, а у другой – в Усть-Каменогорске. Обе поехали к своим детям погостить, и обе вскоре вынуждены были возвратиться, так как в этих крупных городах у них начались головные боли и прочие недомогания. И обе почти сразу выздоровели, как только вернулись в Змеиногорск.

Достоинства этого уютного городка первыми оценили геологи, много повидавшие всяких урочищ нашей Родины; выходя на пенсию, они стараются поселиться здесь.

Многомиллионные города, в которых мне приходилось жить, встают в моей памяти как призраки оглушающей человека механической цивилизации, которая равно отравляет как окружающую природу, так и души людей. Тихий городок, отдалённый от железной дороги пол сотней километров, но, тем не менее обладающий культурными учреждениями современного общества, стал для меня чем-то вроде притягательного магнита…

1981 г.

У Сергия Радонежского

(записки слепого паломника)

Решено: завтра, используя наше временное пребывание в Москве, мы поедем в Загорск, в Сергиеву лавру, чтобы поклониться мощам Величайшего Подвижника земли русской. Нас четверо: я и моя ученица Л., которая водит меня, незрячего, за руку, сажает меня в поезда и автобусы, пишет под мою диктовку; ещё два инженера, они, чередуясь, будут водить меня по дороге в лавру. Но подходим ли мы под категорию паломников, посещающих святые места? Отнюдь нет. Трое моих спутников не крещённые, воспитанные в духе атеизма и навряд ли умеют перекреститься. Здесь, пожалуй, следует упомянуть о некоторых чертах сопровождающих инженеров. Один – любитель редкой книги, не дорожит деньгами, но чрезвычайно обидчив. Ко второму же подошёл бы термин, ныне вышедший из употребления – «Взыскающий Града».

Я с рождения зачислен в лютеранское вероисповедание, не признающее никаких святых: так какие же мы паломники? Скорее – туристы. Но это не так.

В Сергии Радонежском я вижу только один Лик, одно воплощение Великого Духа, границ которого я не знаю, но который много раз появлялся на нашей планете в разных Ликах, неся свет народам. Мне потребовались годы сознательной жизни, чтобы узнать, чья Незримая Рука отвела от меня смерть, когда в амурской тайге хунхузы держали меня на мушке; когда на германском фронте самолёт потратил на меня, скачущего всадника, три бомбы подряд; когда крупные пули взбивали вокруг меня, идущего в цепи, фонтанчики песка; когда я, сражённый сыпным тифом, чувствовал себя уже отлетевшим ввысь; когда… о, сколько могло быть таких «когда», о которых я не знаю! Мог ли я не полюбить Его!

Здесь отрицатели с учёными степенями и без них, не признающие существования ни души, ни духа, ни Высшего Руководства, не применут меня

спросить, откуда у меня такая уверенность, что меня спасал именно Сергий, а не нечто другое или кто-то другой и какие к тому доказательства? Отвечу: эту уверенность принесло мне сердечное чувствознание, вспыхнувшее озарением, как только я впервые прочитал жизнеописание Сергия Радонежского, написанное Н.Яровской (Е.И.Рерих) в книге «Знамя Преподобного Сергия Радонежского». Это тем более поразительно, что я воспитывался в лютеранском вероисповедании, которое, как я уже сказал, совершенно не признаёт существования каких-либо святых. От этого жизнеописания веяло на меня чем-то знакомым: родным и близким, – я не мог читать его без слёз. Ещё до этого я заметил, что все исторические описания Куликовской битвы очень волнуют меня. Не участвовал ли я в ней в прошлых жизнях? Жизнь подтвердила мою смутную догадку.

Я провёл долгие годы в общении с мудрым ясновидящим на полярном круге. Свой опасный для бериевского лихолетья дар ясновидящего он прятал так хорошо, что даже члены его семьи толком не знали о нём. Он сказал мне, что знает мою жизнь лучше, чем я сам. Он был чрезвычайно скрытен и скуп на откровения, но всё же один раз подтвердил мои догадки, сказав, что я в своих прежних жизнях был лично знаком с Сергием Радонежским и участвовал в Куликовской битве. Когда я спросил его, участвовал ли я в этой битве в качестве рядового бойца или выше, он ответил, что не в качестве рядового бойца… Большего я не мог у него вытянуть, но и этого было достаточно. Далее, чтобы не повторяться, отсылаю читателей к моей статье «Сергий Радонежский» [10] , в которой я описал явление Сергия моей жене перед опасной, угрожающей жизни, операцией (1935 г.). Считаю, что для непредубеждённого ума доказательств достаточно.

10

См. сборник «Радуга чудес» и «Огонь у порога». – Прим. ред.

Мы отправились в лавру 20 октября. Я не видел ни красок земли, ни неба. Беловатый туман стоял перед моими глазами, я вступал в него, не зная, встретит ли моя нога опору, и целиком положился на сильную руку сопровождающего. Москва ревела вокруг меня потоками автомобилей, то усиливаясь, то замолкая. Эскалаторы несли меня куда-то вглубь и выбрасывали на проходы, по которым я сходил и спускался по невидимым для меня ступенькам. Не люблю этого подземелья (метро), где железным скрежетом подкатывались и уходили опасные, грозящие искалечиванием и смертью машины. Я облегчённо вздохнул, когда в лицо ударила струя свежего воздуха на поверхности земли. Потом была электричка, высадка, и мы пошли пешком. Судя по возгласам спутников, с виадука через рельсовые пути открывался вид на златоглавые купола Сергиевой лавры. Рёв моторов вновь заполнил наш слух, как только мы спустились с виадука. Плотные потоки машин шумливой рекой неслись вдоль нашего пути.

Меня охватило необычайное волнение при мысли, что я хожу по тем местам, по которым ходил Он – Великий, и что в числе тех, которые посещали Сергия накануне Куликовской битвы, находился и я. Тёплая волна благоговения, идущего от сердца, залила моё существо, и на глазах навернулись слёзы. Но слёзы нежелательны, они – признак слабости.

Остановившись, прошу моих спутников выслушать меня. Я предлагаю, чтобы каждый из них обдумал, как он будет вести себя у гробницы Преподобного. Я приехал сюда не как турист, а как паломник, но в чём может выразиться моё паломничество, если мне с детства не была привита склонность к исполнению церковных обрядов? И в то же время мне хотелось как-то выразить своё благоговение перед останками Того, Кого я люблю.