Страницы моей жизни
Шрифт:
Видя, что аудитория слушает меня с напряженным вниманием и даже некоторым волнением, которое невольно передавалось мне, я остановился подробно на том энтузиазме, который вносили слушатели «народных университетских курсов» в свои занятия, и на той жертвенности, которой была проникнута их работа. Они нередко ночей не спали, чтобы написать заданные им на дом сочинения. Некоторые из них, жившие далеко от места, где читались лекции (в деревнях), бывали вынуждены проделывать путь в несколько верст пешком, часто под проливным дождем.
Эти настоящие подвижники науки не знали отдыха и после тяжелого дневного труда посвящали все свои досуги научным занятиям, и их успехи превосходили все ожидания профессоров. Было немало случаев, когда обыкновенные служащие и простые рабочие становились настоящими учеными.
И по мере того как я все это рассказывал, я чувствовал, что в зале нарастает какое-то особое настроение. Я сам тоже был охвачен каким-то необыкновенным чувством. Мне казалось, что я еще никогда так глубоко не сознавал всей важности приобщения народных масс к миру науки и искусства, как в то утро.
В заключение я ознакомил аудиторию с содержанием нескольких писем, которые
Когда я кончил свой доклад, в зале в течение нескольких секунд царила напряженная тишина, а затем вся аудитория разразилась единодушными и продолжительными аплодисментами. Я был крайне взволнован, у многих слушателей глаза были влажны. По-видимому, процитированные мною письма их глубоко тронули. Один из них подошел ко мне и в прочувствованных выражениях поблагодарил меня от имени всех за прочитанный доклад. И должен признаться, что в тот момент у меня на душе стало необыкновенно светло и хорошо: я почувствовал, что зажег в сердцах своих слушателей надежду на лучшее будущее.
В конце 1915 года Князев внезапно заболел и настолько серьезно, что должен был оставить пост генерал-губернатора. Для населения Восточной Сибири уход Князева был большим ударом. Все понимали и чувствовали, что второго такого начальника края у них не будет. И, действительно, новоназначенный иркутский генерал-губернатор Пильц был человеком совершенно другого характера и администратором совсем другой школы. Формалист, бюрократ до мозга костей, он даже не делал попытки как-то подойти поближе к местному населению. Иркутская общественность это сразу почувствовала, и между нею и новым начальником края установились весьма холодные, официальные отношения. Пильц не тормозил работы иркутских общественных организаций, так как она составляла часть общих усилий всей русской общественности вывести Россию из того бедственного положения, в которое ее ввергла война, но никакой поддержки он ей не оказывал. И невольно напрашивался вопрос: кому и для чего нужен этот высокопоставленный чиновник, сидящий в «Белом доме» – так назывался генерал-губернаторский дом. Впрочем, был один случай, когда Пильц проявил было интерес к деятельности иркутской общественности, но этот интерес вылился в форму полицейского вмешательства, которое вызвало всеобщее раздражение и даже возмущение. А случилось следующее.
Ввиду того, что отделы Союза городов Восточной Сибири находились между собою в постоянных сношениях и нередко оказывали друг другу посильную помощь, то в Иркутском отделе Союза городов родилась мысль закрепить связь между всеми отделами Восточной Сибири путем создания Областного комитета Союза городов. Эта мысль нашла горячий отклик во всех отделах края, и решено было созвать съезд делегатов от этих отделов для выработки общего плана работы и для избрания областного комитета. Если я не ошибаюсь, этот съезд был разрешен еще Князевым, но состоялся он ранней весной 1916 года, когда место Князева уже занимал Пильц. И вот на этот съезд генерал-губернатор почему-то счел нужным послать в качестве цензора своего чиновника особых поручений. Уже одно появление этого чиновника на съезде произвело на делегатов весьма неприятное впечатление. Когда же этот представитель власти стал делать замечания участникам съезда во время их речей и даже требовать, чтобы ораторы известных вопросов не касались и держались в пределах, «дозволенных законом», то это вызвало глубокое возмущение всех присутствующих на съезде. Конечно, возмущались Пильцем, так как все понимали, что чиновник только исполнитель распоряжения своего начальника. Все же, несмотря на конфликты с представителем власти, съезд закончил весьма успешно свои работы и наметил обширный план деятельности избранного им Областного комитета, который в дальнейшем должен был координировать работу всех отделов Союза городов Восточной Сибири.
Председателем областного комитета был избран присяжный поверенный Л.А. Белоголовый, коренной сибиряк из известной сибирской семьи Белоголовых, товарищем председателя был избран пишущий эти строки, а секретарем – политический ссыльный, незадолго перед тем окончивший срок каторги в Александровском централе, Краковецкий.
Естественно, что после скандального вмешательства Пильца в дела съезда отношения между иркутской общественностью и этим не понявшим духа времени начальником края стали еще более натянутыми. Но надо отдать справедливость Пильцу: если он не хотел или не умел оказывать иркутской общественности надлежащего содействия в ее непрестанных усилиях выполнять возложенную на нее войной и ее страшными последствиями задачу, то он и не вредил ей.
Между тем над Россией сгущались черные тучи. Дела на фронте принимали катастрофический характер, и русский народ очень болезненно переживал это несчастье. Сибирь не менее остро реагировала на постигшие нас бедствия. Не только в городах, но и в деревнях нарастали весьма тревожные настроения. Больные и раненые солдаты возвращались в свои деревни озлобленные и ожесточенные. В деревнях Иркутской губернии протекшие годы войны также произвели большие перемены. Хозяйства многих крестьян, ушедших на войну, разваливались, и нужда все чаще стала заглядывать в деревенские избы. Росло недовольство нашими неудачами на фронте, и из уст в уста передавались имена виновников всех несчастий, постигших Россию с тех пор, как она была втянута в войну. Сибирская, недавно еще зажиточная, трудолюбивая и спокойная деревня стала неузнаваема. И вот пишущему эти строки пришла мысль в голову, что очень важно было бы путем анкеты выяснить точно, как отразились годы войны на экономическом положении крестьян Иркутской губернии и какие изменения произошли в настроениях деревенского населения этой губернии в связи с упадком его хозяйства, уходом самой
Этой своей мыслью я поделился со своими товарищами по работе в «Обществе изучения Сибири», и все единогласно не только ее одобрили, но решили немедленно приступить к подготовке этой анкеты. Конечно, наилучшие результаты дала бы экспедиция, которая произвела бы на месте подробный опрос о переменах, происшедших в деревнях Иркутской губернии за годы войны. К сожалению, наше Общество не располагало необходимыми для такой экспедиции денежными средствами, и мы решили произвести интересовавшую нас анкету путем рассылки по городам и деревням Иркутской губернии очень подробных опросных листов. Для составления образца опросного листа была избрана комиссия, в которую вошел и я. Бланк был выработан в довольно короткий срок и напечатан в количестве 500 экземпляров. Затем перед нами встал вопрос, кому же на местах поручить производство анкеты. В архиве закрытой «Народной Сибири» имелось довольно большое количество адресов бывших ее корреспондентов, равно как политических ссыльных и сельских учителей, достаточно толковых и интеллигентных людей, чтобы успешно произвести анкету. Решили мы также привлечь к этой работе волостных старшин и сельских старост. И все 500 экземпляров опросного листа были разосланы в разные населенные места Иркутской губернии. Через некоторое время стали к нам поступать заполненные анкетные листы. Затерялись и не вернулись не больше ста экземпляров. Из остальных довольно большое количество пришло обратно заполненными не совсем удовлетворительно. На многие вопросы анкетного листа ответы были даны поверхностные. Но я помню, что около ста пятидесяти опросных листов были заполнены с величайшей тщательностью и умением, и сведения, в них заключавшиеся, были захватывающе интересны. Они рисовали яркую картину тех поразительных перемен, которые произошли в жизни как городского, так и сельского населения Иркутской губернии под влиянием несчастий, обрушившихся на Россию за годы войны. Эти сведения были настолько показательны и ценны, что «Общество изучения Сибири» решило обработать их и издать отдельной книгой. Привести в исполнение это решение было поручено трем лицам. Мы были уверены, что в печатном виде этот материал представит большой общественный интерес. К сожалению, эта работа не была закончена. Наступившие грандиозные события 1917 года отвлекли всех нас в другую сторону.
Уже в самом начале 1917 года во всей России нарастала какая-то небывалая тревога. Чувствовалась она и в Иркутске. Печальные вести, доходившие с фронта, производили удручающее впечатление, а слухи, невероятные слухи будоражили и волновали всех. Не было сомнений, что Россия переживала критические дни. Доходили до нас глухие вести о беспорядках в Петербурге и Москве, о «голодных бунтах». Правда ли это или выдумки? – спрашивали мы себя. В конце февраля на телеграфе была установлена строжайшая цензура телеграмм. Сообщения телеграфного агентства совсем было прекратились. В Губернском жандармском управлении, находившемся рядом с домом, в котором я жил, заметно было необычное волнение, а во дворе по ночам жандармы жгли груды бумаг – это был очень серьезный симптом. Конспиративно петербургскими железнодорожными телеграфистами была послана телеграмма по всей линии до Владивостока о том, что в столице началась революция и что царь Николай II отрекся от престола. Было ясно, что это правда, но сомнения одолевали: неужели в России снова вспыхнула революция, на этот раз победоносная, сокрушившая царизм? Мы спрашивали друг друга при встречах: «Что же «там» происходит? Почему власти от нас скрывают правду? Значит, победа революции не полная?» Наконец, в первых числах марта мы узнали всю правду от самого генерал-губернатора.
Глава 41. Мы узнаем от самого генерал-губернатора, как в Петрограде произошла революция. Образование в Иркутске Комитета общественных организаций и выборы Исполнительного комитета для управления краем. Арест генерал-губернатора, губернатора, начальника Жандармского управления и устранение от должности прокурора Судебной палаты. Образование Комитета помощи амнистированным. Моя поездка в Александровскую каторжную тюрьму.
4 марта 1917 года часа в два дня канцелярия генерал-губернатора вызвала меня по телефону и сообщила, что генерал-губернатор просит придти меня к нему по весьма важному делу около 5-ти часов дня, при этом говоривший со мною чиновник добавил, что такое же приглашение, как я, получили еще многие иркутские общественные деятели. Признаюсь, что этот телефонный вызов к генерал-губернатору меня в первый момент весьма удивил, ибо не в обычае Пильца было совещаться с общественными деятелями. Но тут же я сообразил, что созыв представителей иркутской общественности, наверное, находится в какой-то связи с важными событиями, происходящими в Петербурге, событиями, слухи о которых нас всех так волновали. Когда я пришел в назначенное время к генерал-губернатору, я застал уже в обширном зале, куда меня ввели, человек пятнадцать известных иркутских общественных деятелей, прошло еще несколько минут и в зале собрались уже человек тридцать. Мы все были немного взволнованы и спрашивали друг друга: с какой целью нас созвали и что, собственно, генерал-губернатор намерен нам сказать или сообщить? Вскоре из боковой двери показался Пильц. Он был очень бледен, и в руках у него была объемистая пачка бумаг. Пригласив нас всех сесть, он дрожащим голосом сказал: «В Петрограде произошли чрезвычайно серьезные события, и я счел своим долгом вас осведомить о них». И он стал нам читать одну за другой телеграммы, которые в хронологическом порядке рисовали, как в Петрограде возникли серьезные беспорядки, как Государственная дума, возмущенная полным банкротством власти, отправила делегатов к царю Николаю II с требованием, чтобы он отрекся от престола, и как царь был вынужден исполнить это требование; как после этого торжественного отречения было образовано новое правительство – революционное с князем Львовым во главе, и как многие министры царского правительства были арестованы и заключены в Петропавловскую крепость и.т.д. и.т.д.