Страницы моей жизни

Вырубова Анна Александровна

Великие Княжны до отъезда из Спалы ездили верхом.

Однажды я чуть не утонула. Государь повез меня на лодке по Пилице, мы наткнулись на песчаный островок и чуть не перевернулись.

21 октября, в день восшествия на престол, Их Величества и кто хотел из приближенных причащались Святых Тайн.

Иногда Великие Княжны играли со мной в 4 руки любимые Государем 5-ю и 6-ю симфонии Чайковского. Помню, как тихонько за нами открывалась дверь и, осторожно ступая по мягкому ковру, входил Государь; мы замечали его присутствие по запаху папиросы. Стоя за нами, он слушал несколько минут и потом так же тихо уходил к себе.

Наконец врачи решили перевезти Цесаревича в Царское Село. Много рассуждала свита: можно ли по этикету ехать мне в царском поезде. По желанию

Их Величеств я поехала с ними. Дивный царский поезд, в котором теперь катаются Троцкий и Ленин, скорее был похож на уютный дом, чем на поезд. В помещении Государя, обитом зеленой кожей, помещался большой письменный стол. Их Величества вешали иконы над диванами, где спали, что придавало чувство уютности. Вагон Алексея Николаевича был также обставлен всевозможными удобствами; фрейлины и я помещались в том же вагоне. Как только отъехали от Спалы, Их Величества, посетив Алексея Николаевича, постучались ко мне и просидели целый час со мной. Государь курил; их забавляло, что мы едем вместе.

В последнем вагоне помещалась столовая, перед ней маленькая гостиная, где подавали закуску и стояло пианино. За длинным обеденным столом Государь сидел между двумя дочерьми, напротив его министр Двора и мы, дамы. Государыне обед подавали в ее помещении или у Алексея Николаевича. Он лежал слабенький, но веселый, играя и болтая с окружающими.

Закончу эту главу 300-летним юбилеем Дома Романовых в 1913 году. В феврале этого года Их Величества переехали из Царского Села в столицу, в Зимний Дворец. В день их переезда они с вокзала поехали в часовню Спасителя. Заранее никто об этом не знал. Шел тихий молебен, но конечно, все всполошились, и Их Величества возвращались уже через собравшуюся толпу народа.

Юбилейные торжества начались с молебна в Казанском соборе, который в этот день был переполнен придворными и приглашенными. Во время коленопреклонной молитвы я издали видела Государя и Наследника на коленях, все время смотревших вверх; после они рассказывали, что наблюдали за двумя голубями, которые кружились в куполе. Вслед за этим были выходы и приемы депутаций в Зимнем Дворце. Все дамы по положению были в русских нарядах. Точно так же были одеты Государыня и Великие Княжны. Несмотря на усталость, Государыня была поразительно красива в голубом бархатном русском платье, с высоким кокошником и фатой, осыпанной жемчугами и бриллиантами; на ней была голубая Андреевская лента, а у Великих Княжон красные с Екатерининской бриллиантовой звездой. Залы дворца были переполнены. Царской Семье пришлось стоять часами, пока им приносили поздравления. В конце приема Государыня так утомилась, что не могла даже улыбаться. Бедного Алексея Николаевича принесли на руках. Был спектакль в Мариинском театре — шла «Жизнь за Царя», с обычным энтузиазмом, проявляемым в подобных случаях. Все же я чувствовала, что нет настоящего воодушевления и настоящей преданности. Какая-то туча висела над петербургскими торжествами. Государыня, по-видимому, разделяла мои впечатления. Она не была счастлива: все в Зимнем Дворце напоминало ей о прошлом, когда, молодая и здоровая, она с Государем весело отправлялась в театр и они, по возвращении, ужинали вместе у камина в его кабинете. «Теперь я руина», — говорила она грустно.

В Зимнем Дворце заболела тифом Великая Княжна Татьяна Николаевна, и нельзя было сразу возвращаться в Царское Село. Когда оказалось возможным ее перевезти, Их Величества переехали в Царское. Татьяне Николаевне постригли ее чудные волосы.

Весной они уехали на Волгу, в Кострому, Ярославль. и т. д. Путешествие это в нравственном смысле утешило и освежило Их Величества. Прибытие на Волгу сопровождалось необычайным подъемом духа всего населения. Народ входил в воду по пояс, желая приблизится к царскому пароходу. Во всех губерниях толпы народа приветствовали Их Величества пением Народного Гимна и всевозможными проявлениями любви и преданности. Мой отец и вся наша семья были приглашены дворянством в город Переяславль Владимирской губернии, так как род наш оттуда происходит. Государыни не было, — она лежала в поезде больная от переутомления,

да кроме того заболела ангиной.

Московские торжества были очень красивы; погода стояла чудная. Государь вошел в Кремль пешком, а перед ним шло духовенство с кадилами, как это было при первом царе, Михаиле Романове. Государыня с Наследником ехали в открытом экипаже, приветствуемые народом. Гудели все московские колокола. Восторженные приветствия во все пребывание Их Величеств в Москве повторялись каждый день, и казалось, ничто — ни время, ни обстоятельства — не изменит эти чувства любви и преданности.

Глава 8

Мирно и спокойно для всех начался 1914 год, ставший роковым для нашей бедной Родины и чуть ли не для всего мира. Но лично у меня было много тяжелых переживаний; Государыня без всякого основания начала меня сильно ревновать к Государю, слава Богу, это продолжалось всего несколько месяцев и потом бесследно исчезло.

Всем известно, что между близкими друзьями скорее, чем между посторонними, случайные недоразумения способны вызвать временное охлаждение прежних отношений, горячие вспышки и взаимные упреки. Там, где эти дружественные отношения глубоко искренни и покоятся на твердом основании, подобные недоразумения и размолвки служат лишь пробным камнем дружбы и обычно ведут к дальнейшему упрочению и углублению дружественных связей и взаимному пониманию.

Подобному испытанию подверглась и моя любовь и преданность моей Государыне в 1914 году. Государыня без всякого основания начала меня лично ревновать к Государю. Считая себя оскорбленною в своих самых дорогих чувствах, Императрица, видимо, не могла удержаться от того, чтобы не излить свою горечь в письмах к близким, рисуя в этих письмах мою личность далеко не в привлекательных красках.

Но, слава Богу, наша дружба, моя безграничная любовь и преданность Их Величествам победоносно выдержали пробу и, как всякий может усмотреть из позднейших писем Императрицы в том же издании, а еще более из прилагаемых к этой книге, «недоразумение продолжалось недолго и потом бесследно исчезло» и в дальнейшем глубоко дружественные отношения между мною и Государыней возросли до степени полной несокрушимости, так что уже никакие последующие испытания, ни даже самая смерть — не в силах разлучить нас друг с другом.

Почти месяц прошел после убийства в Сараеве, но никто не думал, что этот зверский акт повлечет за собой всемирную войну и падение трех великих европейских держав. Перед убийством австрийского наследника и его жены Государь ездил в Кронштадт встречать французскую эскадру, а до этого приезжал в Петергоф король Саксонский. Из Кронштадта Государь отбыл на маневры в Красное Село. Вернувшись, Их Величества торопились уйти на несколько дней в шхеры на «Штандарте». Помню, как свита находила излишним ехать на короткий срок (Государь должен был вернуться на смотр) и считали за лучшее уехать после смотра на долгое время. Их Величества, хотя и торопились уехать, но были уверены, что после смотра они будут в состоянии продолжить пребывание на яхте. 6 июля мы отбыли на несколько дней в шхеры; сопровождали нас только несколько человек. Пришли на любимый рейд Штандарт, погуляли по островам, насладились голубыми озерами. Императрица точно предчувствовала тяжелое время, была очень грустна и все время повторяла, что она уверена, что мы последний раз все вместе на яхте. Так как мы должны были отлучиться всего на несколько дней, то даже оставили весь наш багаж на «Штандарте».

Австрия стала держать себя вызывающе после сараевского несчастья. Государь часами совещался с Великим Князем Николаем Николаевичем, министром Сазоновым и другими государственными людьми, убеждавшими его поддержать Сербию.

Как-то раз я отправилась завтракать к друзьям в Красное Село. Государь с утра также уехал в Красное на парад; вечером он должен был быть там же в театре. Во время завтрака влетел граф Ностиц, служивший в Главном штабе, со словами: «Знаете ли, что Государь на смотру произвел всех юнкеров в офицеры и приказал полкам возвращаться в столицу на зимние квартиры!»