Страницы жизни шамординской схимоахини Серафимы
Шрифт:
Местные жители явно неравнодушны к нашему приезду. Они рассматривают нас издалека, приложив ладони козырьком к глазам, а некоторые подходят и без обиняков, по — деревенски напрямик, расспрашивают, кто мы такие, и надолго ли, и будем ли работать, и сколько нам платят?
— Голубицы прилетели, — опираясь на палочку, улыбается старенькая бабушка, — слетайтесь, слетайтесь, горлицы…
— Такие девчата, неужели все монашки? — по-хорошему смеется белозубый мужчина в мазутной робе.
И мы с готовностью объясняем, что нет, еще не монашки, пока паломницы, а приехали сюда на службу, которая состоится вечером, и работать, конечно, будем, если матушка Никона благословит,
— У вас теперь свой монастырь, — терпеливо объясняем мы людям, — своя церковь, понимаете? Вон там, где у монахинь когда-то был дом престарелых. Теперь здесь все время будут службы, сначала утреня, вечерня и полунощница, а там, даст Бог, и обедня наладится, будут исповедовать и причащать.
— А детишек крестить? — интересуются женщины.
— А как же, — ликуем мы, — и детишек, и взрослых во имя Отца и Сына и Святого Духа!
Шамординская Горская женская обитель — удел Самой Божией Матери, устроенный стараниями старца Амвросия, который исходил здесь своими ножками каждую пядь земли, все высчитал, вымерил и благословил каждую постройку.
Святая святых Шамординской обители — это большое треугольное пространство, где вершина — соборный храм Казанской Божией Матери, справа — кладбищенская Троицкая церковь с престолом св. Софии Премудрости, а слева больничная «Утоли моя печали». Это и есть сокровенный богородичный удел, любвеобильный и милующий, истинно женский аспект духовности, которому причастны все сестры этого монастыря, как былых времен, записанные в небесные синодики, так и сегодняшние, особенно грядущие подвижницы, которым предстоит возрождать былую славу Царицы Небесной в самом сердце российской земли.
Казанский собор грандиозен даже теперь. Очертания его сохранились во всем великолепии, и не беда, что местами красный кирпич обветшал и осыпался, а на стенах произросли заброшенные ветром семена, ставшие тоненькими деревцами. Но изнутри он осквернен мерзостью и запустением, столь свойственными нашему времени, поэтому как только монастырь передали православной церкви, все входы в Казанский храм, во избежание дальнейшего разорения, перекрыли, до того желанного — он не за горами! — дня, когда здесь опять раздастся зычный возглас иеродиакона: «Миром Господу помолимся», подхваченный ангельскими голосами сестер: «Господи помилуй».
За алтарем Казанского собора покоится прах почивших монастырских настоятельниц Софии, Евфросинии и Екатерины, которые своими горячими, неоскудевающими молитвами за землю русскую сохранили для нас шамординскую святыню, сберегли ее до сего дня. Но и другое Заступничество угадывается здесь, могучее и властное…
Когда в Казанском храме начали совершаться богослужения, сюда прибрела неизвестная богомолка и, признав себя находящейся в крайней нужде, попросила у монахинь 10 рублей. А чтобы это не было милостыней, оставила им в залог образ Казанской Божией Матери, оговорив, что когда изыщет возможность вернуть долг, заберет его. Женщина ушла и не вернулась, а икона начала мироточить и исцелять. Говорят, она жива до сего дня и прячется где-то неподалеку, в каком-то неведомом домишке, то ли на чердачке, то ли в чуланчике. Хочется верить, что когда пробьет Ее час, Пречистая вернется в Свой Храм, дабы всех нас, сирот казанских, утешить материнскою Своею милостью…
Когда батюшка Амвросий гостил в Шамордино, он принимал народ в зимней Троицкой церкви. Люд валил сюда валом с утра до ночи, и старец всех наставлял, благословлял, исповедовал, брал на себя скорби людские и грехи, даруя взамен облегчение и великую радость сердечную.
И наконец церковь при богадельне «Утоли моя печали», устроенная в честь иконы, принесенной в Москву казаками в 1640 году во царствование Алексея Михайловича. Церковка помещается на первом этаже бывшего больничного корпуса и по расположению напоминает скитскую: продолговатая зала ведет в квадратное пространство перед алтарем…
— Это наш кафедральный храм, — улыбаясь, говорит матушка Никона нам, нерешительно остановившимся в дверях — Ну что же вы? Проходите.
Здесь пока всего несколько икон: священномученик Поликарп, Иоанн Воин, Казанская Богоматерь, что всю зиму провисела в комнатке у мощей батюшки Нектария, маленькая, трогательно вышитая Плащаница. Алтаря нет, как нету и Царских врат — абсиду прикрывает перегородка с седмисвечником, на аналое «Сошествие во ад».
В ожидании отца Наместника ставим свечи, прикладываемся к иконам. Постепенно собираются прихожане, в большинстве женщины, многие с детьми, всего человек двадцать. Сидим на лавочке вдоль стены, но ожидание затягивается, и мы вступаем в беседу. Местные жительницы настроены очень доброжелательно как к нам, так и к возобновленному монастырю, охотно рассказывают о прежних монахинях, о шамординских святынях, о старожилах, которые могут что-то помнить, дают адреса, приглашают приходить и записывать, можно с магнитофоном…
Вдруг раздается звон колоколов, такой чистый и пронзительный, что мы устремляемся на улицу. Звон серебрист и трепетен, словно сама речушка Серёна сиреной воспела Господу своему со дна гигантской космической чаши. Звонница сооружена рядом с больничным корпусом прямо на зеленом поле. Молодые иноки о. Гавриил и о. Кирилл словно срослись с колоколами и, являя естественное их продолжение, вызванивают весеннюю ликующую песнь, а по длинной деревенской улице приближаются о. Наместник, его брат о. Вадим, игумен Поликарп и матушки. У одной из них в руках блюдо, полное пасхальных яичек. Со всех концов поселка сбегаются деревенские ребятишки и, раскрыв рты, изумленно наблюдают необычное шествие. О. Евлогий ласково улыбается, делает знак детям подойти и оделяет всех яичками; перепадает и взрослым.
— Христос воскресе! — просто говорит отец Наместник, входя в храм — Сейчас будем служить…
Священники облачаются. Отец Гавриил зажигает свечи и с молитвой раздает всем присут
ствующим. В первом ряду опять детишки с распахнутыми глазенками и ровненькими огоньками в руках.
Всенощная творится по — домашнему, уютно, как будто собралась одна большая семья и вот воздает хвалу Господу. «Благослови, душе моя, Господа, и вся внутренняя моя, имя Святое Его» (Пс. 102, 1). Идет шамординская служба, и мне приходит на память пророчество старца Амвросия, который не раз предрекал своей дочерней обители великую славу. Однажды, когда одна из духовных чад призналась ему, что Оптину любит больше, Батюшка вдруг поднялся со своего места, глаза его заблистали необыкновенным огнем, и он воскликнул в пророчественном тоне: «Здесь все будет больше оптинского! Здесь будет то, чего ты и не ожидаешь!» И в беседах с другими лицами неоднократно повторял о славном будущем Шамординской обители. Думаю, не ошибусь, если скажу, что это пророчество относится к нашему времени, и нам еще предстоит видеть его исполнение во всей полноте…