Странная барышня
Шрифт:
— А правнуки как? Неужели и их игнорирует?
— Почему? Навещают они иногда прабабку, но редко. Она не сюсюкает, а учиться заставляет.
— Прямо какой-то дьявол в юбке! Мне она намного покладистей показалась, хотя и вредная местами.
— Потому что ты, Елизавета, сама не размазня и не только о нарядах да украшениях думаешь. Нашла коса на камень у княгини. Но та от этого не обозлилась, а удовольствие получает, признав в тебе ровню по духу. Считай, в лучших подругах у неё ходишь. Только не обольщайся: всё равно уровень Елецких для тебя недостижим.
Неожиданно
— Матушка Клавдия, — свесившись с коня, проговорил в решётчатое окошко офицер церковной стражи. — Там какой-то господин перегородил своим конём дорогу. Велите прогнать или сами хотите побеседовать?
— Вот-те новости! — выйдя на улицу, воскликнула монахиня. — Илья Андреевич? Пропустите! Это свой! Елизавета, кажется, этот гость к тебе. Поди сюда.
— Не положено, — попытался было заупрямиться начальник моего конвоя.
— А это не вам, вахмистр, решать. За эту особу я несу полную ответственность.
Услышав новость, я чуть ли не вылетела из кареты. Действительно, князь! Собственной персоной, на белом коне и с букетом алых роз! Смотрится великолепно, но самое великолепное, что я снова вижу его!
Елецкий подъехал ко мне, ловко соскочил с Тумана и, встав на одно колено, протянул букет.
— Елизавета Васильевна! Хотел лично пожелать вам хорошей дороги и сопроводить, насколько это возможно. И ещё сказать, что вы — лучшее, что было в моей жизни! И надеюсь, что в будущем тоже!
— Цветы возьмём, — не дав мне и рта раскрыть, произнесла Ворона, забирая букет. — Как представительница Святой Церкви, сопровождать нас запрещаю. Не надо, доктор, свой душевный порыв превращать в длинное прощание с картинными жестами. На пользу Елизавете Васильевне такое не пойдёт. А если воспротивитесь моему приказу, то будете ехать рядом, и никакого общения между вами не случится. Так что разворачивайте своего коня в сторону, откуда приехали.
— Да, Илья Андреевич, — улыбнулась я. — Долгие проводы — лишние слёзы. И поверьте, мне очень важно было вновь увидеть вас. Спасибо за столь приятно-неожиданный поступок! Всё будет хорошо и вскоре обязательно встретимся.
— Подчиняюсь вашей воле, — кивнул он. — Тогда позвольте преподнести один подарок.
— Никаких подарков! — отрезала Ворона.
— Поверьте, матушка Клавдия, что такой даже вы одобрите.
Елецкий расстегнул одежду и снял с шеи свой крестик.
— Пусть он оберегает вас, Лиза.
Взяв его в руки, я поняла, что хочу поступить так же.
— Держите и вы мой, князь. С божьей помощью мы справимся со всеми трудностями.
— А ну в карету! Приказываю! — быстро сориентировавшись в обстановке и поняв, что до поцелуя всего один шаг, грозно приказала Ворона.
Тут же охрана оттеснила Елецкого, а Клавдия чуть ли не силой запихала меня обратно в повозку.
Едем молча. Я, улыбаясь, нюхаю подаренные розы, а монахиня о чём-то размышляет, нахмурив лоб.
— Ох, Елизавета, — наконец-то со вздохом произнесла она. — Недооценила я тебя. Уж коль крестиками обменялись, то тут не просто симпатия,
— И что мне прикажешь делать? Просто так отказаться от того, которого люблю? Раз “рылом не вышла”, то и не человек уже?
— Не знаю. Хочется сказать, что чёрт тебя к нам принёс, но тут Святая Церковь свои усилия приложила. На одного Бога уповать и остаётся. Но учти, что матушке Софье теперь обязана сообщить о вашей порочной связи с князем.
— Сообщайте. Мне стыдиться нечего. Да и порочными наши отношения назвать нельзя, так как полностью границы дозволенного не переходили.
— Хоть тут сподобились голову не потерять. Ой, что будет! Крутой “чаёк Елецкой” испить готовься!
— Ничего, переживу, — махнула рукой я. — А если Екатерина Михайловна палку перегнёт, то и “кофейку Озерской” отведать может. Пусть я не таких знатных кровей, как она, но ноги о себя вытирать никому не позволю.
— Вот и говорю, что не хочу рядом с вами находиться, когда спор затеете. Всех в округе ошпарить от ваших напитков может. Так что я ничего не видела и не слышала! Без меня разбирайтесь!
— Да не переживай так, Клавдия! Я очень уважаю княгиню и уверена, что она не настолько плоха, как ты тут мне расписала. К тому же даже с тобой я ужиться смогла, так что опыт со сложными женщинами имею.
— Это кто тут сложная?! — возмутилась Клавдия. — И это не ты со мной, а я с тобой ужилась, так как характер имею незлобивый!
— Прямо две кроткие овечки едут в одной тюремной карете на выпас в узилище.
— Сама овца… Тьфу на тебя! — неожиданно рассмеялась монахиня. — А ведь картинку занимательную нарисовала! Уж после нашей с тобой “кротости” не каждый волк ноги унесёт!
Два дня в пути прошли достаточно комфортно. С Клавдией мы вели интересные разговоры на разные темы. Бывало, что и спорили, но беззлобно отстаивали свою правоту. Время от времени делали остановки, чтобы размять ноги. Расслабившаяся охрана этому не препятствовала, видя, что само церковное начальство в лице матушки очень дружелюбно относится к конвоируемой. По этой же причине ночевать в карете мне не пришлось, хотя и был выставлен пост у моей комнаты на постоялом дворе. Так устав велит, тут уж ничего не попишешь.
В ворота узилища въезжала с противоречивыми чувствами. С одной стороны, это место, которое может избавить меня от многих проблем и дать путёвку в нормальную жизнь. Но с другой — внутреннее напряжение зашкаливало. А вдруг я навсегда останусь здесь?
Молча перекрестив, сосредоточенная Клавдия первая вышла из кареты, а меня доставили на тюремный двор, из которого сразу сопроводили в камеру. Та же обстановка, что была и в прошлый раз. Кроме окошечка с решёткой, топчана и маленькой иконки в углу потолка больше ничего нет. Но я уже опытная “зечка”, поэтому, перекрестившись, легла на лежанку и попыталась уснуть. Во сне время летит быстрее.